Вот черт! Во-первых, я должна была первой спросить про тетю Шейлу. И во-вторых, я с ужасом подумала о том, что мне придется предстать перед тетей Шейлой и я буду чувствовать себя под ее пристальным взглядом совсем неловко и думать, не стоило ли сходить к парикмахеру перед встречей, потому что волосы мои выглядят отвратительно. Но тут я заметила, что Джереми смотрит на меня и понимающе улыбается, так что я сказала самым обычным тоном:
– Разумеется. Кстати, как дела у тети Шейлы?
– Мама невыносима, как всегда, – загадочно ответил он, помешивая сливки в кофе.
– Помню, как твои родители перед ужином всегда пили вкусные коктейли и слушали Герба Алперта по стерео.
Джереми поморщился:
– Ага, это папа любил слушать. Мама предпочитала «Битлов» и «Роллингов», как и твои родители.
– Она была стилягой или рокером? – спросила я, приноравливаясь к нашему старому стилю общения.
– Да дилетантом она была, – сказал Джереми как-то грустно.
– Помнится, она как-то рассказывала мне, что целовалась с Полом Маккартни.
Джереми бросил на меня взгляд, потом опустил глаза, смутившись за мать.
– Она до сих пор рассказывает об этом всем, – пробормотал он и надкусил круассан.
– А почему бы и нет? – пожала я плечами. – Это же исторический момент.
Было в его ироничном тоне и безупречных манерах что-то настолько знакомое, что я подумала: «А ведь я помню этого парня». И спустя столько лет его мать до сих пор давит на него. Я уже и забыла, что такое возможно. На самом деле я никогда толком не понимала, что именно мешает Джереми жить в ладу со своими родителями. Когда мы были детьми, я думала что это связано с тем, как невыносимы взрослые в целом. Впоследствии я поняла, что мои детские представления были недалеки от истины.
– А как тетушка Нэнси и дядюшка Джордж? – спросил Джереми, ему не терпелось сменить тему, которую, если честно, он сам предложил. – Твой отец еще готовит копченое мясо? Это было просто невероятно вкусно! Баранина, фазан и эта картошечка, м-м-м… а соус?..
– Неужели он готовил для вас? Как ты все это помнишь? – спросила я удивленно.
– Разве такое можно забыть? – ответил он. – У меня депрессия была в течение недели после того, как он уехал. Ведь после этого мы снова вернулись к безвкусной вареной еде. Ты и твои родители для меня были как люди из книги. Я ведь, если честно, действительно верил, что частный детектив Пенни Николс – это ты.
В его тоне я уловила легкие нотки насмешки. Я подняла глаза и заметила, как он смотрит на меня, на линию моей шеи, уходящую вниз за вырез ночной рубашки. Ни один мужчина не может удержаться от этого, когда встречает женщину. Он быстро отвел взгляд и сделал вид, что занят кофе. Я делала все, что в моих силах, чтобы не покраснеть. Передо мной лежала свежая газета, и я стала вчитываться в заголовки. Так мне немного удалось успокоиться, привести мысли в порядок, хотя и не полностью. Я сосредоточилась на информации об убийствах, войнах, политических скандалах. Меня устраивала любая информация, лишь бы это не было связано со мной лично. Я вдруг поняла, что не готова ко взрослому общению с Джереми. Но я определенно буду пытаться.
– А ты все тот же мальчишка, что спас меня от страшной пчелы, излупив ее до смерти пляжным полотенцем? – спросила я.
На его бледных щеках зарделся было легкий румянец, но тут же пропал. Так-так. Я подметила, что он тоже умеет краснеть.
– Ну должен же я был что-то предпринять. Из-за тебя нас обоих могли искусать, – сказал Джереми, глотнул кофе и кашлянул неуверенно. – Мне надо заскочить в офис и забрать кое-какие бумаги. Но прежде чем встретиться со стервятниками, я хочу, чтобы ты знала кое-что. Завещаний два: одно на английском и второе на французском, потому что у двоюродной бабушки Пенелопы была недвижимость в обеих странах. Французское завещание новее, потому что она заменила старое французское завещание, которое было написано еще в пятидесятых, по которому все французские активы делились между ее братом – это двоюродный дедушка Роланд – и сестрой, двоюродной бабушкой Берил, которые на тот момент оба были живы. Но поскольку двоюродная бабушка Пенелопа пережила их, то она переписала французское завещание и включила в него младшее поколение – тебя, меня и Ролло-младшего. Перед смертью она назначила меня судебным исполнителем по завещаниям. Ее французский адвокат вышел на пенсию, а его партнеров она никогда не любила. Так что она поручила все дела моей фирме.
– Как она умерла? – осторожно спросила я.
Джереми выглядел по-настоящему расстроенным.
– Тихо, в своей постели, – ответил он. – Доктора считают, что она умерла во сне. Сердце не выдержало, но они говорят, что ей не было больно… – Он остановился. – Она пыталась позвонить мне в тот день. Я был в Японии. Не смог ей перезвонить вовремя. Она мне нравилась, – сказал Джереми отстраненно. – Редко кто из пожилых людей сохраняют в старости ясность ума и живут достаточно полной жизнью, чтобы любить молодых. Я, правда, с ней редко общался. Последний раз я приехал к ней в лондонскую квартиру на обед, когда она пригласила меня поговорить о завещании. О себе она ничего не рассказывала, все расспрашивала про меня и мою жизнь. Так что я даже подумать не мог, что ее что-то беспокоит.
– Значит, она была одна, когда умирала? – спросила я.
Джереми кивнул. Мне вспоминалась старая римская поговорка: живи своей жизнью, потому что умрешь своей смертью. Я напомнила себе, что решила жить настоящим.
– А о каких стервятниках ты говорил? – осмелилась я спросить, хотя уже догадывалась, о ком идет речь.
– Конечно, Ролло-младший и его мамаша. – Джереми с насмешкой посмотрел на меня.
– Я с ними никогда не встречалась.
– Нет? Хм, Дороти богата сверх всякой меры, но Ролло-младшему и двух пенсов за всю жизнь не дала, так что он всегда предпочитал общаться с нами. – Опять этот недобрый ореол вокруг имени Ролло. – Хотя отец Ролло оставил ему денег, – добавил Джереми озадаченно. – И довольно много, но они разбиты на доли, и он получает их ежемесячно небольшим платежом, так что все убегает у него сквозь пальцы словно песок.
– Ролло-младшему должно быть где-то шестьдесят с небольшим? – спросила я из любопытства.
Джереми кивнул.
Я подумала над этим.
– По-моему все люди становятся стервятниками, когда дело доходит до дележа наследства, – сказала я. – Зубами готовы вгрызться в то, что осталось от чужой жизни.
Джереми улыбнулся.
– У тебя не получится, даже если ты сильно постараешься, – сказал он.
Это прозвучало скорее как комплимент, но я почувствовала себя уязвленной. Ведь, в конце концов, он не видел меня много лет. Откуда ему знать, что я не превращусь в хищницу, если понадобится?
У Джереми зазвонил мобильный телефон, он быстро достал его и стал говорить тихо, но уверенно, бросая в основном скупые «да», «хорошо», «верно». Когда он убрал трубку, то выглядел немного расстроенно. Заметив, что я смотрю на него, Джереми кивнул, извиняясь.
