— Это была первая такая возможность, — ответила она и присоединилась к его смеху, стараясь, чтобы Николас не заметил, как фальшиво он звучит.
Позже этой ночью Джейн лежала без сна, размышляя, действительно ли она была такой глупой и пренебрегла тем, быть может единственным, шансом, когда можно было заставить Николаса попросить ее выйти за него замуж. Но если бы он действительно любил ее, он не стал бы опасаться, что его чувство к ней основано лишь на благодарности. Это была горькая правда, которую ей пришлось признать: невозможно исправить то, что было сделано. Все, что ей оставалось, — это молиться и надеяться, что судьба предоставит ей второй шанс.
Весна прошла, и с наступлением лета, казалось, надеждам Джейн суждено было сбыться, так как хотя Николас и вернулся к нормальному образу жизни, теперь он проводил большую часть своего времени изучая ежедневный распорядок работы компании и духовно оставался так же близок Джейн, как и раньше. Большинство своих выходных она по-прежнему проводила в доме на Орм-сквер, и она обедала там, по крайней мере, дважды в неделю, а после этого слушала музыку с Николасом или изредка выбиралась с ним в кино или театр.
Он не предпринимал никаких попыток возобновить свои старые связи, которые забросил после аварии, хотя однажды она пришла в дом и увидела в гостиной толпу его друзей, а самого Николаса в окружении девушек в шикарных платьях, начиная от смелого Курреджа до сдержанного Бальмана.
В то время как она попыталась поспешно ретироваться, у самых дверей ее остановил худой молодой человек с рыжими волосами и веснушками.
— Я вас раньше тут не видел, — сказал он, протягивая ей бокал.
— Нет… Я должна идти.
— Но мы только встретились! Меня зовут Алек Моррис.
Она уже слышала его имя. Он учился в школе вместе с Николасом, сразу же после аварии он пытался несколько раз увидеться с ним, но тот никого не хотел видеть. Но, несмотря на это, он писал Николасу длинные дружеские письма каждую неделю и в конце концов убедил Николаса встретиться. Он приходил с визитом в те выходные, когда Джейн уезжала навестить родителей. Вспомнив, каким добродушным стал Николас, повидавшись с Алеком Моррисом, Джейн теперь одарила его своей самой лучезарной улыбкой.
— Вот так-то лучше, — заметил он. — Теперь вы не так свирепо выглядите.
— Пусть моя улыбка не вводит вас в заблуждение, — важно сказала она и протянула руку: — Я Джейн Робертс.
Его брови поднялись.
— Я бы никогда вас не узнал по описанию Николаса. Он назвал вас… — Молодой человек остановился, а его кожа стала такого же оттенка, как и его волосы.
— Маленькой монашкой, — закончила за него Джейн.
Алек усмехнулся:
— Я не думаю, что такое определение вам подходит.
— Я тоже, — усмехнулась она в ответ.
Весь оставшийся вечер Алек Моррис монополизировал ее внимание, и все же она отдавала себе отчет в том, как неприятны ей все остальные присутствующие. Из случайных обрывков разговоров, которые долетали до нее, она пришла к заключению, что это группа легкомысленных богатых светских персон, которых она всегда презирала. Если это были те самые люди, которых Николас называл своими друзьями, неудивительно, что ему не хотелось встречаться с ними, сидя в инвалидном кресле. Кроме Алека Морриса и, может, еще нескольких человек из присутствующих в комнате, она ни с кем бы не захотела разделить даже головную боль, не говоря уже о более глубокой трагедии.
Но теперь, разумеется, трагедия была позади, и она размышляла, есть ли в этом вечере какое-то предзнаменование будущего. Но к счастью, тревоги Джейн оказались необоснованными, так как Николас сам скоро осознал, что авария изменила его так сильно, что он уже не испытывал желания вернуться к прежней светской жизни и, кроме Алека, никого не хотел больше видеть. Но с возвращением здоровья — так как он был слишком жизнелюбив, чтобы ограничивать себя тихой жизнью, — его дом вскоре наполнился новыми людьми: политиками, художниками, писателями и интеллектуалами из самых разных творческих сфер. Он всегда настойчиво приглашал Джейн на все вечеринки, которые устраивал, но она с осторожностью принимала приглашения только изредка, так как по-прежнему старалась не давать ему повода заподозрить ее в том, что она преследует его. И именно один из ее отказов привел к их первой серьезной ссоре.
— Почему вы всегда заняты, когда я приглашаю людей на ужин? Это третий раз подряд, что вы отказываетесь прийти.
— У меня есть своя жизнь, помимо «Гамильтон Пресс», — ответила она.
— Раньше ее не было. Когда я был болен, вы практически жили здесь. Черт побери, Джейн, по всем правилам вы должны жить здесь и сейчас. Вы как член семьи.
Ожидая, что это его последнее замечание смягчит ее, он совершенно растерялся, когда она яростно набросилась на него:
— Я не член вашей семьи, и я не хочу, чтобы на меня смотрели как на вашу маленькую сестренку!
— Это последнее, что мне приходит в голову, когда я смотрю на вас. «Маленькая злючка» будет ближе к истине. Вы придете на ужин завтра вечером, и я не желаю обсуждать это.
— Очень хорошо, но совсем не обязательно звать меня каждый раз, когда собираются ваши друзья.
— Но мне этого хочется. Когда вы где-то поблизости, я себя лучше чувствую. — Он в замешательстве потер рукой лицо, и она почувствовала, какая сумятица царит у него внутри, понимая, что он все еще испытывает сомнения и страхи по поводу своих чувств к ней. Но в этом не было ничего удивительного. Несчастный случай выбил его из привычной колеи, а в новой жизни он еще не утвердился. Также важен был тот факт, что прежде каждая девушка, которую он хотел, становилась его, стоило только предложить, такими же легкими были расставания. Но с Джейн, он знал это, все будет по-другому, и именно это предчувствие явно сдерживало его.
С тех пор как Николас впервые поцеловал ее, он неоднократно порывался повторить этот подвиг, но каждый раз девушка ухитрялась осмотрительно ускользнуть и от него, и от категоричного отказа. И все же часто она раздумывала, права ли она, отказываясь от его предложений, упрямо предпочитая все или ничего. Не был ли ее подход к любви слишком старомодным для современных нравов? Может, ей бы удалось добиться того, что она хочет, если бы она вступила с ним в связь? В самом деле, если бы он узнал ее в полном смысле этого слова, вполне вероятно, что он влюбился бы в нее. И все же каждый раз, когда она уже готова была сдаться, что-то удерживало ее — возможно, гордость, может, страх, а может быть, простое и старомодное чувство самоуважения.
— О чем вы сейчас думаете? — Его голос вывел ее из задумчивости, и она взглянула на него так безучастно, что ему пришлось повторить свой вопрос.
— Я просто размышляла, что бы надеть, — солгала она.
— Пусть это будет что-нибудь яркое. Идите и купите себе красное платье.
— Боюсь, что мой бюджет этого не выдержит. Я сейчас экономлю, хочу купить себе машину.
