Бронте переплела пальцы рук.
— Я не могу этого сделать.
— Не можешь или не хочешь? — решил уточнить Коннор.
— Не могу. Но даже если бы и могла, то не уверена, что сделала бы это. Ты же знаешь, мое слово — это гарантия неразглашения.
Да, она гордилась собой и своей честностью, сдерживала свои обещания, хотя все знали, как просто любую ситуацию можно использовать в своих интересах, даже если ситуация требует конфиденциальности.
Коннор кашлянул.
— Мы могли бы сделать так. Я буду задавать наводящие вопросы, а ты просто отвечай на них.
— Если так, то, скорее всего, я смогу тебе помочь. Но должна тебя предупредить, что все равно полной информации ты от меня не получишь, потому что… этим делом занимаются и другие люди.
Коннор удивился, но не подал виду.
— А я думал, что делом Прыки занимаешься только ты.
— Занималась — это слово больше подходит. У меня был помощник, и похоже, он собирается заменить меня, — уточнила Бронте.
— Ясно.
— Вот и хорошо, что тебе ясно. — Девушка улыбнулась и взглянула на микроволновку. — Ты уверен, что не хочешь есть?
— Совершенно уверен.
— Может, еще сока?
Коннор взглянул на стакан.
— Спасибо. — И его улыбка заворожила Бронте. — Сока мне уже хватит на сегодня.
Бронте взяла стакан, осторожно, чтобы не дотронуться до его пальцев, но посуда хранила тепло рук Коннора.
— Отлично. Будем надеяться, от жажды ты не умрешь. А теперь нужно что-нибудь разузнать по поводу тебя и твоего дела. — Однако тут же, осознав всю сложность ситуации, Бронте добавила: — Но особенно не надейся. Понимаешь, я не могу сейчас ничего сделать, по крайней мере, получить какую-либо информацию, связанную с делом Прыки. — Бронте взглянула на часы, подарок Томаса. Она сама не понимала, почему все еще носит их. Эти часы — память, но, плохая или хорошая, все равно память — о любимом мужчине, своих ошибках, да мало ли о чем… — Сейчас девять вечера, в офисе никого уже нет, — добавила она.
— Да я не имел в виду, чтобы ты немедленно занималась этим.
Бронте взволнованно повертела вокруг запястья часы, которые вдруг стали невероятно тяжелыми. Конечно, он же не заставляет ее делать что-то немедленно, он и сам отлично знает, который час, а уж расписание работы Министерства юстиции тем более.
Коннор начал нервно расхаживать по кухне. Бронте наблюдала за ним. Взволнованный Маккой — это что-то невероятное. Он всегда производил впечатление человека, уверенного в себе и в завтрашнем дне, и казалось, ничто в мире не могло заставить его беспокоиться. Она и сама нервничала. Все очень просто. Коннор привлекательный мужчина, очень привлекательный, и он ей невероятно нравится. Коннор кашлянул. Бронте собралась с мыслями.
— Наверно, мне пора собираться домой.
Они переглянулись.
— Домой? Мне показалось, ты не очень хочешь уходить. — Бронте ждала, что он ответит.
Коннор ухмыльнулся. Это не тот ответ, которого он ждал, но, видимо, она сказала то, что думала.
— Я не привык быть в центре внимания, а сейчас меня преследуют толпы журналистов, особенно их много около моей квартиры.
— Понятно.
«Да, газеты вцепились в него, строят предположения по поводу убийства и всего остального, — подумала Бронте. — Дело Прыки достаточно серьезное и важное, естественно, все внимание приковано к Коннору. Пахнет сенсацией, можно держать общество в напряжении, тем более, сейчас в стране затишье — никто не воюет, никто не издает скандальные книги, никто не разводится».
— Думаешь, и за домом в Манчестере наблюдают? — поинтересовалась Бронте.
Коннор поморщился. Не хватало еще, чтобы толпа журналистов собралась и там, поджидая свою жертву.
— Боюсь, что так.
Его ответ подстегнул любопытство Бронте. Она поймала на себе его взгляд, и ее сердце бешено заколотилось.
— Послушай, а ведь ты до сих пор не спросила меня — совершил ли я… ну, ты знаешь, то, в чем меня обвиняют.
— Да, не спросила.
— И даже не собираешься.
— Нет.
Коннор вздохнул, ему показалось, что ее короткий ответ все расставил на свои места. О'Брайен постоянно приходилось выяснять, виновен или нет подозреваемый. Она быстро отказалась от того, чтобы изначально считать подозреваемых невиновными. Это связывало и раздражало ее, поэтому Бронте решила, что сначала нужно рассмотреть все возможности, а потом выбирать позицию, придерживаясь которой можно было бы защищать и доказывать невиновность подозреваемого, держа все эмоции под контролем. Но если она знала, что подозреваемый действительно виновен, то никак не могла отступиться от этого факта, и он постоянно давил на нее.
— Если хочешь, можешь переночевать сегодня здесь, — предложила она и внимательно посмотрела на Коннора. Заметив его удивленное лицо, Бронте осознала, что предложила ему остаться на ночь. Остаться здесь, под одной крышей, в ее доме. Пустить его в свое личное пространство. Пространство, где еще ощущалось присутствие Томаса.
— Остаться… здесь? — недоуменно и удивленно переспросил Коннор.
Бронте уже начала жалеть о предложении.
— Конечно, оставайся. Будешь спать на кухне, на тахте, — иронично начала она, чтобы скрыть волнение. — Вообще-то дом большой, и места для двоих предостаточно. Кстати, если покопаться в родственных связях, то ты… брат мужа Келли, то есть в принципе приходишься мне родственником.
Коннор слегка улыбнулся, и это не осталось без внимания Бронте.
— Что, я не права? — спросила она тут же. Коннор покачал головой.
— Что-то я не вижу тахты, — отшутился он.
Коннор, конечно, прав. У нее действительно не было тахты, как, впрочем, и другой мебели. Она выбросила все, что они выбирали вместе с Томасом. Бронте вновь начала придумывать, как бы выкрутиться.
— Я имела в виду символическую тахту. Есть спальный мешок, да и пол свободный. Но если ты горишь желанием пообщаться с толпой журналистов, поджидающих тебя у дверей собственного дома, то я тебя не держу.
— Нет, уж лучше я соглашусь на спальный мешок и ночь на полу, — произнес Коннор, оторвав, наконец, взгляд от Бронте. — Спасибо.
— Не стоит. Что ж, тогда я пойду принесу спальник?
Девушка направилась за мешком, но Коннор схватил ее за руку.
— Сейчас только девять, Бронте. Не рано ли ложиться спать?
«Все зависит от того, что ты рассчитываешь предпринять в ближайшее время», — подумала Бронте и скользнула взглядом по его потрясающе чувственным губам.
— Чем ты предлагаешь заняться? — осведомилась она.
— Я могу смотреть телевизор, — предложил Коннор.
