Я почувствовала, что краснею.
— Я, я… Это так великодушно с вашей стороны. Конечно, я понимаю. Боюсь, что я… — Я замолчала. — Спасибо вам большое, я так рада! — Эти слова я не смогла не произнести. Будто и вправду была Золушкой — бедной, скромной, незаметной, совсем не подходящей этому дому.
— Стейси, это доставило мне удовольствие. Не надо меня благодарить.
— Спасибо, но почему Пол? Как он мог?.. — Я опять замолчала.
Мистер Карвеллис поднял руку:
— Пол не выбирал одежду сам. Он просто поехал, как я просил, в бутик, где одевается Леда. Если бы она не была больна, если бы у нее было время, конечно, вы бы поехали с ней вместе. — Он улыбнулся. Я впервые заметила, что у него маленькие, острые, прекрасно сохранившиеся зубы. — Как вы это называете — шоппинг? Думаю, эти маленькие перемены пойдут тебе на пользу. Миссис Бояс, домоправительница, за всем проследит. Позже, когда ты поедешь в Афины, то сможешь сама выбрать все, что захочешь. У тебя будет открыт счет у Иоллари. — Он сделал паузу. — Ты довольна?
— Это очень, очень мило. Спасибо, мистер Карвеллис, — неуверенно произнесла я.
— Ты не могла бы обращаться ко мне не так официально? Ты же мне как дочь. — Он увидел, что я нахмурилась, и быстро добавил: — Нет, нет, я не имею в виду, что ты должна называть меня отцом. Может быть, Василис? Это было бы более подходяще. Меня называют Василисом многие — молодые и старые. Это больше, чем имя. Это, это… как говорят англичане, прозвище.
— Я… я постараюсь. Еще раз спасибо. — Я встала. — Может быть, я пойду и найду Ники? Он ждет меня, чтобы пойти на пляж. — Чтобы сделать Василису приятное, я добавила: — Здесь чудесно. Море такое красивое, и повсюду такой загадочный свет.
— Да, свет. Этот свет поражает всех, кто приезжает в Грецию. Древние верили, что этот свет божественный, что он делает землю и море царственными. Они называли его «Фэбус Аполло». Это значит: «Боги, живущие на небесах». — Он замолчал, затем продолжил совсем другим тоном: — Не беспокойся о Никосе. Он уже на пляже с Дидо.
Я резко обернулась:
— Дидо? Но…
Он обогнул стол и подошел ко мне:
— Понятно, что в такой ситуации ребенок для тебя все. Но это неправильно. Не переусердствуй, Стейси. Не нянчись с ним слишком много. Однажды он станет человеком и должен научиться быть независимым и самодостаточным. Будет лучше, если иногда он будет проводить время с Дидо или еще с кем-нибудь из слуг. Они присмотрят за ним. Позже мы наймем профессионального гувернера, если вы останетесь здесь.
Я была так поражена, что не могла вымолвить ни слова. Потом сказала, стараясь казаться спокойной:
— Я бы предпочла, чтобы вы сначала посоветовались со мной насчет Дидо. И… насчет сюсюканья, как вы это назвали.
Мистер Карвеллис улыбнулся:
— Конечно нет. Это то, что опасно в материнской любви. Мать Алексиса сделала эту ошибку. Вот почему он был таким трудным мальчиком, недисциплинированным, непослушным.
Я холодно посмотрела на него:
— Алексис был независимым и достаточно взрослым, чтобы начать собственную жизнь, несмотря на привязанность к матери.
— Влияния уже не существовало. Она умерла, — резко сказал он.
Мы смотрели друг на друга, как дуэлянты. Глаза мистера Карвеллиса сверкали подобно черным агатам, но я не боялась быть побежденной. Я разозлилась: какое он имеет право критиковать меня и то, как я воспитываю Ники? Кроме того, он оскорбил память Алексиса.
Неожиданно голос Василиса стал более мягким:
— Прости меня. Я только пытаюсь помочь тебе и Ники. Ты не представляешь, какое доставила мне удовольствие, привезя его на остров. Не вини меня за то, что я попросил Дидо посмотреть за ним. Ты не можешь жить только ради мальчика. Ты молода. Когда-нибудь ты снова выйдешь замуж. Нужно будет дать Никосу больше свободы, больше самостоятельности, чтобы со временем он понял, что ты можешь любить не только его.
— Он всегда будет первым, — тихо сказала я. — После Алексиса у меня не будет никого.
Он покачал головой:
— Это ты сейчас так думаешь. Ты как цветок, попавший на холод. Его бутон замерз. Кажется, что он умер. Но однажды снова наступит весна, растения проснутся, появятся молодые листочки, бутончики развернут свои лепестки навстречу солнцу.
В дверь постучали.
— Входите.
Худощавый, невысокого роста человек в очках вошел в комнату и поклонился. В руках у него была кипа бумаг.
— Извините, сэр. Может быть, слишком рано?
— Нет, Панаидис, миссис Карвеллис и я уже закончили. Стейси, думаю, ты еще не знакома с моим секретарем мистером Панаидисом? Он ездил к своей сестре в Скиатос. Панаидис, это вдова Алексиса, миссис Карвеллис.
Человечек пожал мне руку. Когда он поднял голову, его маленькое лицо потерялось за толстыми стеклами очков.
— Очень приятно, мадам.
Мистер Карвеллис открыл мне дверь и поклонился:
— Встретимся за обедом.
У меня на языке вертелось множество возражений, но я коротко ответила:
— Да.
Я ушла, все еще злясь, несмотря на его комплименты. Мистер Карвеллис не имел права распоряжаться Ники. И это была неправда, что я сюсюкала с ним. Это было основное, что мне не понравилось в его речи. Я проводила с сыном так много времени первую неделю на вилле для того, чтобы он почувствовал себя в безопасности в новой обстановке.
Я посмотрела на часы. Четверть двенадцатого. Ники, должно быть, пьет сок на пляже. С Дидо.
Я не имела ничего против Дидо и того, чтобы Ники проводил с ней время. Она была доброй, ласковой. Я и раньше оставляла Ники в детском саду и с миссис Бейтс, когда мы жили в Англии. Но сейчас это было дело принципа.
Я не заметила, как вышла из дома и очутилась в саду. Петрос мыл машину. Он выпрямился, улыбнулся мне и пробормотал приветствие, затем продолжил полировать и без того блестевший хромированный бампер.
В гараже стояло еще несколько машин — «ягуар», кремовая спортивная машина и еще одна вишневая, марку которой я не знала. Мне хотелось взять маленькую и уехать отсюда подальше, к холмам. Мне было тесно в этом замкнутом мирке.
Впрочем, я могу пройтись и пешком.
Я еще многого не видела на территории, прилегающей к «Мармаре». Где-то здесь должны быть конюшни, о которых говорила Леда. Она собиралась отвести меня туда, когда выздоровеет.
Я медленно шла вниз по шоссе, вдыхая запах сосен. Шелковицы, оливки и еще какие-то деревья, наверное гранаты, тихо шелестели поникшей от зноя листвой. Я уже почти поравнялась с воротами, когда услышала шум подъезжающей машины и, обернувшись, увидела джип. Я отошла в сторону, чтобы пропустить его, но, к моему удивлению, из окна высунулся Майк:
