Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
Ларс Петтерссон, который был отцом Микаэля.
Связь с Микаэлем София поддерживала только потому, что хотела отомстить Лассе. Теперь все казалось бессмысленным. Пустым и убогим. Лассе мертв, а Микаэль больше не вызывал у нее интереса, несмотря на соблазн открыть ему, кто она на самом деле.
В последние месяцы они виделись урывками, так как Микаэль был завален делами на работе и надолго уезжал. Когда он бывал дома, дела, в свою очередь, наваливались на Софию, и в те немногие дни, когда им случалось поговорить, Микаэль бывал угрюмым и недовольным, отчего София подозревала, что он встречается с другой.
Я выдыхаюсь, подумала София и наконец вытащила руки из воды. Открутила кран, сунула руки под ледяную воду. Сначала было приятно, потом руки замерзли, и Софии снова пришлось заставлять себя держать руки под струей. Надо победить боль.
Чем больше ей открывалось, тем меньше ей был нужен Микаэль. Я его мачеха, думала она, и в то же время – его любовница. Но сказать ему правду невозможно.
София закрутила кран, спустила воду из раковины. Вскоре руки начали приобретать нормальный цвет, и когда боль отпустила, София снова уселась за кухонный стол.
Перед ней лежал телефон. Надо позвонить Жанетт. Но что-то в ней сопротивлялось этому. София не знала, что говорить. Что следует говорить.
Тревога ударила в солнечное сплетение, и София схватилась за живот. Сердце сильно забилось. София дрожала, силы утекали из нее, словно ей вскрыли артерию. Лоб горел. София чувствовала, что теряет самообладание и понятия не имеет, что собирается сделать ее тело.
Удариться головой о стену? Беспомощно выброситься из окна? Закричать?
Нет, надо слушать настоящий голос. Голос, который подтвердит: она существует, от нее не отмахнешься. Только он может сейчас заглушить внутренний голос. София потянулась за телефоном. Жанетт Чильберг ответила после десяти гудков.
На линии были помехи. Фоновый шум, который прерывался как будто пощелкиванием. София выдавила:
– Как он там?
Речь Жанетт тоже прерывалась, как все звуки на том конце.
– Мы нашли его. Он живой, лежит рядом со мной. Пока этого достаточно.
Твое дитя лежит рядом с тобой, подумала она. А Гао – здесь, со мной.
Ее губы задвигались, и она услышала собственный голос:
– Я могу приехать сегодня.
– Отлично. Приезжай через пару часов.
– Я могу приехать сегодня. – Эхо ее голоса заметалось между стенами кухни. Она повторяет собственные слова? – Я могу приехать сегодня. Я могу…
Юхана искали всю ту ночь, которую София провела дома с Гао. Они спали. И все. Или?..
– Я могу приехать сегодня.
Неуверенность ширилась и росла в ней, и София вдруг поняла, что понятия не имеет, что происходило после того, как они с Юханом сидели в корзине «Свободного падения».
Откуда-то издалека донесся голос Жанетт:
– Хорошо, тогда увидимся. Мне тебя не хватает.
– Я могу приехать сегодня. – Телефон уже молчал. Взглянув на дисплей, София увидела, что разговор длился двадцать три секунды.
София вышла в прихожую, обуться и одеться. Сапоги на калошнице оказались сырыми, словно в них недавно выходили.
София принялась внимательно рассматривать их. Желтый лист приклеился к пятке левого сапога, в шнуровку обоих набилось сосновых иголок и травы, а подметки были в засохшей грязи.
Успокойся, велела она себе. Недавно шел сильный дождь. Сколько времени надо, чтобы просохли кожаные сапоги?
София потянулась за курткой. Куртка тоже оказалась влажной, и София стала рассматривать ее внимательнее.
На одном рукаве дыра, сантиметров пять в длину. В потертой хлопчатобумажной подкладке София нашла несколько мелких камешков.
Из кармана что-то торчало.
Что там еще, черт возьми?
Карточка, снятая «поляроидом».
Глянув на фотографию, София перестала понимать, чему верить.
На карточке была она сама, лет десяти, на пустынном берегу. Дует сильный ветер, и ее длинные светлые волосы летят почти параллельно земле. Из песка торчит ряд сломанных деревянных шестов, а на заднем плане виден приземистый маяк в красно-белую полоску. Силуэты чаек светятся на фоне серого неба.
Сильно забилось сердце. Фотография ничего не говорила Софии, место было ей совершенно незнакомо.
Прошлое
Она не спит, прислушиваясь к его шагам, и играет, что она – часы. Когда она лежит на животе – это шесть, на левом боку – девять, а когда на спине – это полночь. Поворачивается на правый бок – и вот уже три часа, снова на живот – шесть. На левый бок – девять, на спину – снова полночь. Если она сможет управлять часами, то он не поймет, сколько времени на самом деле, и оставит ее в покое.
Он тяжелый, его спина поросла волосом, он вспотел и воняет аммиаком – два часа возился с машиной, которая разбрасывает удобрения. Ругательства из сарая были слышны даже в ее комнате.
Костлявые бедра давят ей на живот. Она лежит, уставившись в потолок над его резко ходящими вверх-вниз плечами.
Потолок покрыт датским флагом: дьявольский крест, цвета – кроваво-красный и скелетно-белый.
Проще делать, как он хочет. Гладить его по спине, стонать ему в ухо. Тогда все сократится до устойчивых пяти минут.
Когда пружины старой кровати перестают скрипеть и он уходит, она поднимается и идет в туалет. Надо смыть вонь от удобрений.
Он механик из Хольстебро, и она зовет его Хряк из Хольстебро – по породе свиней, которую издавна разводят в этой местности. Обычно их забивают на мясо.
Его имя она записала в свой дневник вместе с другими, а первым в списке идет ее фермер-свиновод, которому она должна быть благодарна за крышу над головой.
Довольно хорошо образованный, юрист или вроде того. Когда не режет свиней на ферме – работает в Швеции. За глаза она зовет его Немчик.
Немчик гордится тем, что работает старыми, проверенными способами. Ютландскую свинью следует опалить, а не обваривать, чтобы удалить щетину.
Она откручивает кран и трет щеткой руки. Пальцы опухли из-за работы со свиньями. От щетины, застрявшей под ногтями, начинается воспаление, хоть надевай рабочие перчатки, хоть нет.
Она убивает их. Убивает электрическим током, выпускает им кровь, убирает после забоя, вычищает стоки в полу, выбрасывает отходы. Однажды он велел ей убить свинью с помощью специальной маски, и она едва не применила маску к нему самому. Только ради того, чтобы увидеть, как его глаза стекленеют, точно у забитой свиньи.
Отскребясь более или менее дочиста, она вытирается и возвращается к себе.
Я не выдержу, думает она. Надо выбираться отсюда.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95