– Я гостил в загородном доме друга, – медленно проговорил он. – И почему-то не заметил, как пролетело время.
– Для тебя все меняется со скоростью ветра, – парировала Кэтрин, впрочем, вполне доброжелательно.
– Здесь чертовски пыльно, – Прескотт брезгливо оглядел чердак. – Ничего удивительного, что твоя кожа – почти пепельная. Ну и почему ты торчишь в доме в такой чудесный день?
Услышав комплимент по поводу цвета своего лица, Кэтрин ощетинилась:
– Директор попросил навести в кладовке порядок.
– Но, ради всего святого, ведь на дворе весна, – перебил Прескотт, вынимая из кармана нежно-желтого сюртука носовой платок и обмахиваясь им, будто денди. В пыльном воздухе совсем некстати разлился запах крепкого одеколона. – Сидеть сегодня дома – сущее безумие.
– Директор Данн сказал, что все это необходимо безотлагательно вычистить.
– Узнаю нашу Кэт: вздернутая верхняя губка и все такое! Тебе претит вмешательство посторонних. Но подумала ли ты о своем хрупком здоровье? Ты, Кэт, словно редкостный цветок, нуждаешься в солнце и свежем воздухе…
– Прибереги эту чушь для своих приятельниц, Прес, – покачала головой Кэтрин.
В детстве Прес был настоящим чудовищем и постоянно донимал ее своими выходками. В нем всегда была какая-то жестокость (правда, без подлости), которая всегда выделяла его из большинства мальчиков. Но было в нем и несколько черт, которые очень нравились Кэтрин. Замыслив что-нибудь, он готов был свернуть горы, дабы исполнить задуманное. Пару лет назад Прес решил стать денди и начать вести великосветскую жизнь, и преуспел в этом направлении. Он завоевал любовь бессчетного числа дам и отнюдь не возражал, когда они заваливали его подарками и покровительствовали ему. Он стал кавалером замужних дам. И как ни странно, даже гордился этим.
Сморщив нос, Прескотт потер его платком.
– Но ты же не можешь утверждать, что не следует бывать на свежем воздухе. Твои толстенные книги не стоят таких жертв.
Кэтрин сердито посмотрела на него:
– Если бы я не тратила время на болтовню с тобой, то как раз смогла бы закончить работу и выйти на улицу еще до наступления вечера.
– Сделай перерыв, Кэт, – попросил он. – Посиди минутку на крыльце.
– В отличие от некоторых, я всегда довожу начатое до конца, – отрезала она, намекая на неоконченное обучение Прескотта у кузнеца, мастера Гримма. Прескотт, настойчиво шедший к намеченной цели, мог стоик же твердо решить бездельничать. И, приняв такое решение, он оставался непоколебим.
Прес оперся на свою эбеновую трость, и глаза его потемнели.
– А знаешь, ты могла бы развлечься на соревнованиях по метанию дротиков, которые частенько проводят в кабачках.
– О! – скорчила рожицу Кэтрин.
– Понимаю, – кивнул он. – Хотя, поверь мне, я не далее как вчера неплохо там погулял с…
– Замолчи! – Кэтрин подняла руку. – Я не желаю ничего знать.
– Но разве ты не хочешь послушать о моих подвигах?!
Кэтрин пробралась в угол и обхватила ящик.
– Перестань болтать и помоги мне выдвинуть этот ящик.
– Не могу.
– Почему?
– На мне новые панталоны. Я не могу их запачкать, даже ради тебя, дорогая.
– Не корчи из себя денди-белоручку, Прес. Ты же знаешь, я не терплю кривляк.
Помедлив, Прескотт пожал плечами. Даже в тусклом свете чердака Кэтрин смогла заметить, как переменился его облик: словно представление окончено и занавес опустили. Плечи обмякли, лицо потемнело, беззаботно-презрительное выражение исчезло, а подбородок обрел знакомую твердую линию. Его осанка теперь напоминала боксерскую стойку. Это был тот самый Прескотт, рядом с которым она выросла. Перед ней стоял парень, готовый скорее к уличной драке, нежели к свиданию с прекрасной барышней.
Его настоящее лицо казалось Кэтрин куда более привлекательным, хотя она понимала, что другие могут быть иного мнения. Ее неизменно поражало то, как легко он может меняться. Когда-то он был на редкость непривлекательным подростком, а сейчас слыл настоящим красавцем. Морковно-красные волосы потемнели и стали темно-каштановыми с легким рыжеватым отливом. Пухлая веснушчатая физиономия удлиннилась, а кожа приобрела золотистый опенок. Некогда толстые губы теперь излучали чувственность, смягчая выражение лица. Никто, включая Кэтрин, не смог бы предугадать, что Прескотт вырастет столь привлекательным мужчиной.
Прескотт покачал головой:
– Послушай, Кэт…
– Было бы хорошо, если бы ты перестал так меня называть.
– Ну конечно же. Я заметил, что ты становишься похожей на миссис Нейгел.
Прижав руку к сердцу, она воскликнула:
– О, Прес, ты не мог сказать мне ничего приятнее!
– Я не считаю это комплиментом.
– Знаю, но для меня это звучит как комплимент. Если вспомнить, как много она делает. Миссис Нейгел – просто святая.
– Трудно любить святую.
– А сомнительную особу – легче?
Лицо Преса исказилось, и на какое-то мгновение Кэтрин показалось, что она задела его сильнее, чем намеревалась. Подшучивать над другом – одно, а обидеть – совсем другое.
Внезапно Прес рассмеялся. Казалось, стены маленькой комнаты сотрясаются от его низкого, раскатистого хохота.
– О, как же я по тебе соскучился, Кэт. Даже свежий воздух не действует на меня столь освежающе, как ты.
Кэтрин отметила, что выражается он весьма интеллигентно. Они вырабатывали эту манеру годами, и теперь она казалась совершенно естественной.
– Рада была доставить тебе удовольствие, – съязвила девушка. – Ну а теперь, может быть, ты поможешь мне достать этот ящик?
– Только ради тебя, Кэт, – ответил он, продолжая улыбаться. Отложив шляпу и трость в сторону, он подошел к ящику с противоположной стороны. – Позволь мне.
От сильного толчка ящик сдвинулся с места, и тут же раздался скрип дерева о дерево.
– Какого черта?
На месте ящика в стене образовался длинный темный прямоугольник размером с газетный разворот. Прикрывавшая углубление доска держалась на одном гвозде, остальные просто выпали.
– Тайник в приютской кладовке? – Прескотт взъерошил свою каштановую шевелюру. – Алмазы? Банкноты?
Кэтрин ощутила прилив надежды. Приют сильно нуждался в деньгах. Неужели ее молитвы услышаны?
– Интересно, сколько времени он там находился? – она закусила губу. – И знает ли о нем директор Данн?
– Он бы предупредил тебя, если б знал, – заметил Прескотт. – Он что-нибудь говорил об этом?
– Ни слова. Он просто попросил навести порядок в передней части кладовки.
