— Не оборачивайся, шери, представляешь, этот проклятый пингвин только что вошел сюда.
4
Роберт задумался об этом в конце одной из своих вечерних партий в покер, во время ежемесячной увеселительной поездки с Гарри Мортимером и его приятелями в небольшой клуб на Монмартре. За ужином спиртное лилось рекой, они играли в покер. Роберт не был заядлым картежником, до приезда в Париж и до знакомства с Гарри он никогда не играл. Вечера в клубе проходили с обычными атрибутами: алкогольными напитками, густым туманом сигаретного дыма, фишками, передвигаемыми по зеленому сукну, определенными разговорами — все это стало, по крайней мере для него, определенной формой праздничного декаданса. Это казалось допустимым во время затянувшегося пребывания в Париже, но должно было навсегда закончиться с неизбежным (хотя еще не запланированным) возвращением домой — к его семьей мануфактуре, обычному стилю жизни в Бостоне.
Гарри был по меньшей мере лет на десять старше Роберта, тучный, лысеющий газетчик с острым умом, горячим темпераментом и богатым опытом, все это ему приходилось держать в узде, чтобы оправдать свои глубокие убеждения. Гарри отличался распутством, но чем-то напоминал Роберту отца, и это делало его компанию весьма привлекательной. Покер стал своего рода вызовом. Роберт играл слишком осторожно и знал это. Иногда, снова и снова выходя из игры, он замечал, как Гарри слегка приподнимает бровь, словно подстрекая его идти дальше. Вперед, Роберт. Включайся в игру. Разбуди в себе азарт. У него, похоже, просто не было этой дьявольской азартной искорки. На кону стояли слишком большие деньги. Если две его карты окажутся не слишком удачными, он просто выйдет из игры. Порой после того, как партия была разыграна, он понимал, что мог бы получить стрит[2]и сорвать банк. Но в другой раз его карты оказывались абсолютно недостойными игры, и он, потягивая напиток, с удовлетворением думал, что был прав, не желая попусту рисковать.
Женевьева знала про покер, но не догадывалась, чем еще занимались Гарри и его приятели в клубе на Монмартре. Для начала девушки приносили напитки в комнату для игры в карты, давали прикурить сигары и меняли пепельницы, мило улыбаясь гостям. Но позже, когда сигарный дым становился гуще, голос Гарри звучал громче, а фишки сновали туда-сюда во все более увеличивающихся стопках, девушки постепенно начинали задерживаться в комнате, при первом удобном случае усаживались на широкие колени, обнимали толстые шеи и начинали шептать на ухо и хихикать. Чуть позже джентльмены один за другим поднимались по маленькой лестнице в задней части клуба, ведущей в комнаты наверху.
И вот наступало самое любимое мгновение Роберта за весь вечер. Тот момент, когда он вставал из-за карточного стола и выходил на прохладный, темный, свежий ночной воздух или в чудесные сиреневые сумерки приближающегося рассвета. Он брел с холма вниз в поисках такси, которое отвезло бы его домой, один-одинешенек в огромном городе, если не считать случайно проехавшей мимо машины или щебечущей птицы. Деньги в целости и сохранности лежали в его кармане (потому что он всегда точно знал, когда следует обналичить фишки), а его добродетель по-прежнему оставалась безупречной (девушки быстро поняли, что зря теряют время, пытаясь кокетливо присесть на колени этого парня или нашептывая ему на ухо милые глупости). Иногда он всю дорогу шел, насвистывая какую-нибудь мелодию.
— Как поживает твоя великолепная кобылка? — спросил Гарри в тот вечер, перетасовывая карты. — Полагаю, ты хорошо взнуздал ее? — Он уже довольно много выпил и пылал от вожделения, но это была его обычная манера, его способ выражать дружелюбие.
— Такую женщину, как Женевьева, взнуздать невозможно, — ответил Роберт. — Последнее дело — вести себя с ней подобным образом.
Гарри пожал плечами и принялся раздавать карты пятерым игрокам.
— Вот тебе мой совет, приятель, хорошенько приглядывай за своей леди. Все эти друзья-артисты, с которыми она путается… Знаешь, я не стал бы доверять мужчине, который носит берет или накидку. — Произнеся эти слова, он взглянул на застывшую в дверях хорошенькую рыжеволосую девушку и подмигнул ей.
— Мне не надо доверять им, — откликнулся Роберт. — Я доверяю ей.
— Это похвально, я не сомневаюсь. Скажи, а почему бы тебе как-нибудь не пригласить ее ко мне в гости, а? Мы могли бы поужинать, а девчонки поболтали бы о детишках, или о цветочном оформлении, или прочих дамских глупостях.
— Конечно, это было бы замечательно. — Роберт слишком хорошо представлял, что думала Женевьева о перспективе провести целый вечер в обществе Мод Мортимер. В компании Мод, помешанной на своих благотворительных комитетах и вышивке гобеленов. Мортимеры — люди не ее круга, впрочем, как и все его друзья. Это стало очевидно сразу после того, как он представил им жену по прибытии в Париж. Но, в конце концов, чего он еще ожидал, женившись на такой женщине? Почему он никогда не влюблялся в тех девушек, которые могли бы близко подружиться с Мод Мортимер или, возможно, с любой девушкой у него на родине?
— Ежовые рукавицы, — Гарри вытянул две карты, — вот что нужно этим женщинам. — Он снова подмигнул рыжеволосой девушке. — И знаешь, я собираюсь позвонить тебе завтра с номера одного моего друга.
— Что это за друг? — Роберту показалось, что в его голосе прозвучала настороженность.
Гарри коснулся своего носа и наклонился ближе, чтобы сидевшие вокруг стола не могли слышать, о чем они говорят.
— Я все объясню, когда позвоню.
Роберт, хмурясь, вытянул карты.
— Давай поговорим завтра. — Гарри взглянул на него. — Играешь?
— Нет, я выхожу из игры.
Около четырех утра, оказавшись на улице, под ночным небом, затянутым густой пеленой облаков, которая словно плотное бархатное покрывало укутывало шпили крыш, трубы и башни, Роберт брел сквозь ряды обшарпанных улиц вдоль площади Пигаль в направлении своего дома и вспоминал о том, как Гарри отзывался о Женевьеве.
Гарри просто ничего не понимает, решил он. Но в этом нет его вины, почти нет. Он просто такой человек.
Роберт вытянул руку, чтобы остановить такси, и выдавил из себя улыбку. Женевьеве крупно повезло, что она выбрала такого мужчину, как он.
Рядом остановился кеб, одна из тех запряженных лошадью повозок, которые теперь не часто можно встретить на улице.
«Знает ли она, как ей повезло?» — думал он, открывая дверь.
И тут у него возникла идея.
На следующий день после званого вечера в доме графини де Фремон идея Роберта нашла свое воплощение в жизнь.
Женевьева вернулась домой после полудня, прослушав, как Лулу отрабатывает несколько новых музыкальных номеров со своим пианистом в «Койоте» на рю Деламбре. Едва она вышла из лифта, заметила, что дверь в квартиру слегка приоткрылась. Крошечное лицо, очевидно, это была горничная Селин, выглянуло оттуда, затем дверь снова резко захлопнулась, Женевьева не была уверена в том, что это ей не показалось.
