– Нормалита! Никакой социальной помощи, ни бульдозеров, ни грузовиков, ни еды, ни питьевой воды, вообще ничего! И это называется нормалита? – Он откинул голову назад, насколько это было возможно, и энергично жестикулировал правой рукой, сжав кончики пальцев, как будто проталкивая что-то куда-то вверх.
– Не могли бы вы отвезти меня в пансион, пожалуйста?
– Куда?
– Куда-нибудь поближе к центру, если это возможно, но чтобы не очень дорого.
Он обернулся и окинул меня недоверчивым взглядом, не снижая при этом скорости. Он управлял одной левой рукой, постоянно дергая руль в разные стороны, как будто пытался удержать маленькую парусную лодку в бурном течении.
– Non c'e. Ничего нет, синьорина. Вам придется поехать в Фьезоле.
– Сколько это будет стоить?
– Десять тысяч лир.
Я разделила это на тысячу шестьсот. Около шести долларов.
– Автобусы ходят?
– Не сегодня вечером. Может быть, завтра.
– В городе ничего нет?
– Niente. Ничего.
Мы объехали круг вокруг Фортецца да Бассо и направились обратно к вокзалу. Дождь стал еще сильнее, не ливень, но достаточно сильный затяжной дождь. Неужели будет второе наводнение? Возможно ли, чтобы два наводнения случились за такое короткое время, или понадобится больше времени, чтобы вода накопилась в озерах и реках на вершинах соседних холмов, где-то там, откуда берет начало река Арно? Неожиданно я поняла, как мало знаю о гидродинамике земли. Но главное сейчас было найти комнату для ночлега.
– Va bene,[38]– сказала я. – Фьезоле.
Мы сделали полный круг и снова направлялись на север. Уставшая, я откинулась на спинку сиденья. Мужчина продолжал говорить, одна ужасная история следовала за другой: одиннадцать человек утонули в подземном переходе недалеко от станции; служебные собаки оказались как в ловушке в подвале; автомобилисты, застигнутые стихией, погибли, так как не смогли выбраться из своих заглохших машин; пациенты психиатрической больницы вылезли на крышу; двадцать лошадей утонуло в парке Касцин. Мебельный магазинчик его шурина на Санта Кроче был полностью разрушен. Popolo minuto, маленькие люди, разорены. И тем не менее правительство ничего не сделало.
На дороге почти не было машин, и мы двигались с неуютно большой скоростью вниз по улице, название которой я не помнила, когда вдруг неожиданно машина вильнула в сторону. Хлоп-хлоп-хлоп. Хлоп-хлоп-хлоп. Прокол шины. Сначала я подумала, что таксист просто проигнорирует это и поедет дальше, – удивительно, что он не повредил обод, – но в конце концов он съехал на обочину, опустил голову на руль и начал тихо плакать. Его жена и сын уехали в Сиену, сказал он через некоторое время, к теще, которая никогда не любила его. В его квартире нет воды, электричества, отопления, а теперь опять будет наводнение.
Я вздрогнула, когда вдруг неожиданно непонятно откуда раздался механический голос. Я не могла разобрать слов, но они разозлили водителя, который схватил микрофон и заорал в него, что у него gomma a terra.[39]
– Мне очень жаль, – сказала я. – Я могу чем-то помочь?
– Ничем. Сделайте так, чтобы прекратился дождь.
– Я не думаю, что снова будет наводнение, по крайней мере какое-то время, – сказала я, стараясь хоть как-то его успокоить. Дождь барабанил по крыше машины так громко, что мне приходилось кричать.
Он натянул шляпу и вышел из такси. Я слышала звук открывающегося багажника и почувствовала, как машину слегка качнуло, когда он поднял ее домкратом.
Я по-прежнему верила в особые знаки. Кадет, удаляющиеся огни поезда, американки. А сейчас эта спущенная шина, gomma a terra. Казалось, мир был переполнен знаками, противоречащими друг другу. Я думала, как было бы здорово, если бы Рут и Иоланда сидели со мной в этом темном такси, – тогда это было бы приключение, а не угнетающее недоразумение, – и вдруг заметила, что звук дождя изменился, и увидела свет в окне.
Я опустила стекло, чтобы посмотреть. Я слегка испугалась, увидев дюймах в шести от своего лица лицо мужчины, который пристально смотрел на меня. В одной руке у него был большой зеленый зонт, один из тех, что продаются во всех магазинах и на всех рынках. Он держал его над водителем, пока тот сражался с запасной шиной. В другой руке – фонарь. Это был мужчина лет пятидесяти, чисто выбритый, и его лицо, сияющее под Borsalino,[40]выражало легкое удивленное. Ветра не было, так что незнакомец и водитель были хорошо защищены от дождя огромным зонтом. Мужчина улыбнулся и закатил глаза к небу с многозначительным видом, как бы намекая, что руководство должно быть призвано к ответу. Его присутствие успокаивало, и мне захотелось попасть в круг его обаяния, то есть оказаться под его зонтом, поэтому я спросила, не знает ли он, где можно найти недорогой пансион. Это было единственное, о чем я могла думать.
– Mais non, – ответил он и начал быстро говорить по-французски. – …difficile… le centre… une deluge… Fiesole… rien a bon marche.[41]– Я думаю, он говорил то, что я уже знала: в центре города ничего нет, мне придется ехать в Фьезоле, но и там я не смогу устроиться дешево.
Как странно, подумала я, встретить француза при таких обстоятельствах.
– Она говорит по-итальянски, – сообщил водитель.
– Конечно, – сказал мужчина по-итальянски, обращаясь к водителю, копошащемуся на асфальте у его ног. – Но я в некотором роде лингвист и определил французский акцент.
– Остановите этого мужчину, – сказала я, вспомнив фразу из учебника французского языка. – Arrêtez cet homme. Il a vole mon parapluie.[42]
Он рассмеялся, и я вслед за ним.
– У вас очень хороший зонт, – сказала я по-итальянски.
– Merci beaucoup,[43]– ответил он, и затем добавил по-итальянски: – Но теперь я вижу, что вы вовсе не француженка. Прошу меня извинить.
Он дал мне возможность открыть мою истинную я уаковую принадлежность, чего я не пожелала сделать, и штем он продолжил:
– У нас было наводнение, семь метров воды в Сайта Кроче, вы ничего не найдете в городе, вам придется поехать в Фьезоле, и, поверьте мне, вы не найдете там ничего дешевого.
– Я знаю, что было наводнение, – сказала я.
