В праздники и каникулы он все чаще стал оставаться в пустом городе. Уезжал, когда хотелось чего-то конкретного, ради чего приходилось превозмогать страх и садиться в самолет. Походить под парусом на теплом побережье, покататься на сноуборде по незнакомой целине, посмотреть выставку, которая не приедет сама, здание, которое впечатлило даже на картинке.
Но такие поводы случались все реже и реже. Постепенно боязнь перелетов полностью подавила его стремление к путешествиям. Он не заметил, как и Когда это произошло. Раньше другие описывали ему ужасы турбулентности, которые он попросту не замечал. Он летал по нескольку раз в месяц, не интересуясь моделями самолетов и названиями авиакомпаний.
Теперь во время полета, даже приняв снотворное, он не спал. Любая маленькая встряска сопровождалась обильным потоотделением. Учащалось сердцебиение, дрожали руки. Алкоголь почти не действовал. Он вглядывался в лица стюардесс, пытаясь найти доказательства того, что его худшие опасения оправдались, или, наоборот, в поисках успокоения. Он пробовал слушать музыку, смотреть кино — ничего не помогало. Каждый звук, движение крыльев, и он был готов зарыдать от страха и бессилия.
Мадлен знала об этом. И весь полет до Парижа старалась отвлечь его беззаботными разговорами и сплетнями об общих друзьях. Он ненавидел летать ночью, когда не видно солнца и проплывающих мимо облаков. Никаких знаков, только кромешная мгла и поблескивающие огоньки на крыльях самолета.
Они приземлились, и он, как всегда, испытал неописуемый душевный подъем, он был счастлив. Возможно, это было последнее, что доставляло ему такую радость. Александр назвал таксисту адрес гостиницы, не дожидаясь приглашения Мадлен переночевать у нее. У Мадлен была старинная большая квартира в Латинском квартале, но он предпочитал гостиницы. Ему нравилось чистое накрахмаленное белье, которое меняют ежедневно, нравилось бросать полотенца на пол, нравилось ужинать посреди ночи на серебряном подносе, переключать каналы кабельного телевидения, смотреть порнофильмы по утрам.
В роскоши гостиничных номеров ощущалось их высокомерное безразличие к гостям. Они не осуждали, просто предоставляли свое пространство, совершенно не интересуясь тобой. Александр давно заметил, что, оказавшись в гостинице, человек начинает вести себя иначе, он изменяет привычкам, нарушает правила, словно проживает короткую, мимолетную жизнь кого-то другого.
Когда швейцар распахнул дверь такси, Мадлен выбралась из машины вслед за Александром. Он бросил взгляд на ее дорожную сумку, очутившуюся на мокром асфальте.
— Выпьем в баре, и я уеду, — сказала она, проследив за движением его глаз.
Он приехал в свой любимый отель, не изменяя старой привязанности. Остальные кочевали с места на место, скрываясь от арабов, японцев или нуворишей. Ему было плевать, он всегда приезжал сюда.
Они устроились в глубине бара.
— Что ты будешь пить? — спросил Александр.
— За все это время ты так и не запомнил, что я пью?
Он на секунду оторвался от созерцания посетителей за соседними столиками:
— Ты любишь вино, шампанское, коньяк, виски.
— Нет, в последнее время я всегда заказываю одно и то же, — упрямо продолжала она.
— Хорошо, — он улыбнулся, — я закажу тебе сам, на свой вкус. — Он подозвал официанта: — Два виски, лед отдельно.
— Одно виски и один коньяк с содовой, — перебила его Мадлен. — Ты правда не помнишь?
— Конечно помню, — спокойно соврал Александр. — Я просто хотел тебя позлить.
Мадлен недоверчиво не сводила с него глаз.
Они молчали. Стала слышна приглушенная музыка. Александр закурил, рядом громко засмеялась девушка.
— Смотри, — прервала паузу Мадлен. Она вынула из сумочки кошелек и достала маленькую фотографию.
— Что это? — он с облегчением взял фото из ее рук.
— Моментальный снимок, сделанный на Лионском вокзале. Помнишь?
— Сентябрь, — задумчиво произнес Александр, глядя на число на обратной стороне. — Куда мы ехали?
Мадлен грустно усмехнулась:
— Я уезжала к сестре, ты успел проводить меня перед самолетом.
Александр оторвал взгляд от фотографии и внимательно посмотрел на нее:
— Подаришь?
— Зачем?
Ему хотелось сделать ей приятное. Он спрятал снимок в портмоне между кредитными картами.
— Расскажи мне про Андре Перро. Как ты нашла его?
— Найти его оказалось совсем не сложно. Андре Перро — потомственный аристократ, его семья бежала во Францию из России сразу после революции. Он хорошо известен в высших кругах «старой» Европы. Имеет безупречную репутацию. Получил блестящее образование, знает семь языков, включая русский. Во Франции в его круг входили Набоков, Пикассо. Он является почетным членом Королевского географического общества. Богат. Увлекается Востоком. Финансирует серьезные археологические исследования в разных частях света. Те, кто лично встречался с ним, говорят о нем как о замечательном собеседнике и исключительно воспитанном человеке. Вдовец, много путешествует, в последние годы обосновался в своем особняке в Седьмом округе Парижа.
— Он легко согласился на встречу? — Александр сделал жадный глоток из бокала.
— Да. По натуре он авантюрист. И потом, — Мадлен улыбнулась, — у меня же есть скромный дипломатический опыт. — Ее лицо посветлело, на мгновение перед ним мелькнула девочка.
— Мадлен, я нашел дневник.
Она замолчала.
— Я хотел сказать тебе до отъезда, но не было подходящего случая. Все произошло слишком быстро.
— Ты купил его за сто тысяч евро?
— Да, — он кивнул.
— И тогда, когда мы говорили по телефону, он уже был у тебя?
— Нет. Тогда я думал, что меня обманули.
Она снова замолчала, сжимая в руках бокал.
Он опять почувствовал себя виноватым.
— Ты знаешь, у моего деда была приемная дочь Изабель — Мари родила ее во втором браке. Общих детей, по крайней мере до середины пятидесятых, у них не было. После войны они уехали в Камбоджу, где у отца Мари, адмирала де Женуйи, оставалась в горах вилла. Там Иван познакомился с Перро. В дневнике он всегда называет его по фамилии, упоминает почти на каждой странице. В начале пятидесятых они вместе ездили по Европе, останавливались в Каннах у Пикассо. После поездки записи обрываются.
— А что насчет наследства? — осведомилась Мадлен.
Александр хорошо знал этот тон. Она пыталась придать голосу легкость, но ее интонации выдавали чудовищное напряжение, она все еще злилась. Ее нарочитое безразличие уже не могло его обмануть. Она всегда хотела иметь отношение ко всему, что с ним происходило. Ревновала к вещам, людям и еще не произошедшим событиям.
И вот сейчас она не преминула уличить его во лжи, обвинила в том, что он скрывал от нее дневник. Все это уже не имеет значения. Мадлен… рядом с ней тяжело дышать.
