— Осчастливил… — фыркал чтец, — осчастливил…
Он вышел в комнату. Люся по-прежнему стояла на руках, боясь пошевелиться. Чтец распахнул окно и подошел к ней, светлый от радости.
— Ну, все бывает, — сказал он, поглаживая Люсю по голове. Он помог ей подняться и повел в ванную. Она едва шла, бормоча невнятные слова, но в ванной сказала зло и отчетливо:
— Не хочу в милицию!
Чтец вытер ей лицо холодным мокрым полотенцем и сказал совсем по-человечески:
— Вот что, Люся. Ты сейчас помоешься, а потом ляжешь спать. Мы с тобой оба сильно устали.
Она посмотрела на него и заплакала.
— Перестань, — скомандовал он. — Залезай в ванну. Раздевайся и залезай.
— Ты меня очень ненавидишь?
Тогда чтец наговорил ей много хороших, ласковых слов и ушел, прикрыв дверь. Из чемодана он достал старенькую застиранную ковбойку, покрутил в руках и метнул к Люсиному креслу. Он снова давился, и пот выступал на лбу, стекал к подбородку, но мужество не оставляло его. Он заходил в ванную споласкивать ковбойку, и Люся вымученно улыбалась ему из воды.
— Не смотрю, не смотрю, — ворчал он и действительно не смотрел и не видел. Наконец, расстелив постель, он улегся с сигаретой, натянув на себя красивый бежевый свитер, пахнущий лосьоном; окна не закрыл. Внюхавшись в воздух, чтец нашел, что воздух вполне благоприятен и можно спать. Он докурил сигарету и задремал.
Проснулся он от прикосновения Люсиной руки. Она сидела в темноте на краешке кровати и гладила чтеца по волосам.
— Ложись, — улыбнулся ей сонный чтец, двигаясь к стенке, — холодно ведь — простудишься.
— А командированный не придет?
— Дурочка! — улыбнулся чтец. — Он остался в черновике. — Она легла, прижавшись к нему крупным телом.
— Ты такой добрый, — сказала она, — такой добрый…
Чтец смущенно потер пальцем переносицу, раздумывая над тем, способен ли он на еще один добрый подвиг. Нет, решил он, не очень веря в себя, так будет лучше, так будет правильнее — без грустной попытки…
— А как же ты все-таки узнал, как меня зовут? — спросила Люся.
— Да ведь твое приглашение на почту было подписано: ЛЮСЯ.
— Это Наташка послала записку, даже мне ничего не сказала, — сказала Люся.
— Я думал, что меня побьют на почте, — признался чтец. Он рассказал про другие записки. Люся приняла сторону чтеца и возмущалась.
— Это наши мальчишки с ума сходили от нечего делать. Нас в обязательном порядке заставили тебя слушать…
— Я так и подумал, — сказал чтец.
— А Наташка все-таки — гадина… — Она помолчала. — Знаешь, мы связаны с ней одной тайной.
— Любовная тайна? — участливо спросил чтец.
— Нет, — другое совсем… Только ты никому, никому. Обещаешь?
— Хорошо, — хмыкнул чтец.
— Поклянись! — сказала Люся, приподнимаясь на локте. Чтец искоса и безучастно посмотрел на ее маленькие груди, не вяжущиеся с крупным туловищем, и поклялся.
Тут она стала шептать ему на ухо какую-то сбивчивую историю, в которой сначала было кино, а потом много толпившихся за чем-то людей, они все толпились, шумели, и вдруг от них отделилась какая-то тетка — не тетка; в общем, она была очень хорошо одета, по-модному, и куда-то эта тетка пошла, и две тени крались за ней вдоль, конечно, забора, забора, потом начался овраг, по оврагу; короче, за ней побежали, и тетка, не местная, точно не местная тетка быстро пошла, вот она шла уже очень быстро, потом побежала, оглядываясь и прижимая сумочку с губной помадой — но не успела… — тогда они стали драться, хватать тетку за волосы и вниз ее, вниз, а тетка как закричит…
Воровки, горевал во сне чтец, бедняжки, воровки, подружки, девчонки…
Сон оборвался.
— Что? — встрепенулся чтец. — Как ты сказала? — Люся молчала, притаившись у самого уха. — Чулком? — переспросил чтец.
Она кивнула ему в плечо.
— Она расцарапала Наташке все лицо своими когтями, — сказала Люся, — а меня вот сюда укусила и сюда тоже.
— И куда же вы ее потом?..
— Мы убежали, — сказала Люся. Чтец прочистил горло.
— Когда это было?
— Перед самым моим днем рождения… в октябре… шестнадцатого октября.
Чтец сел на кровать и посмотрел обалдело на Люсю. Ее лицо ожило и теперь жило тревогой, погоней, признанием. Чтец с уважением видел скулы и нос, и овраг… Все было покрыто смыслом.
— Как же вас не поймали? — робко изумился он. Люся молчала.
— Только ты никому, — сказала она наконец.
— Ты что! — испугался чтец. Он поднял руку и, поколебавшись, аккуратно дотронулся до медных жестких волос. Тревога уходила с ее лица. Чтец снял свой красивый бежевый свитер, пахнущий лосьоном, и обнял ее… Они вдруг задышали нетерпеливо, сбивчиво — друг другу в лицо.
— Это будет не очень больно? — дышала, румянилась Люся. — Не очень? Только совсем чуть-чуть, да?
— Ты — ноги, ноги, подожди!., вот так, ноги!.. — нервничал чтец, уже не помня себя.
— Кровь, — сказала Люся, глядя на пальцы.
— Ну, разве это кровь? — блаженно лепетал чтец. — Милая, все будет хорошо, все… только ноги, Люсенька, ноги, прошу тебя: выше ноги!
1979 год
Третий лишний
«Королева, ей-богу, королева». — Борис искоса посмотрел на гордый профиль и шею спутницы, и у него даже что-то неслышно шевельнулось в паху.
— Пойдемте к утесу, — предложил Борис. — Там возле церкви могила юной княжны.
Быстрыми, решительными шагами шли к утесу. Солнечные зайчики прыгали по мокрому асфальту. Был поздний апрель. Было жарко. Глеб распахнул пальто. Высокий, худенький, длинноногий, с узкой грудью, он был весь — порыв, весь — движение.
«Кажется, влюбляюсь», — подумал Борис. У могилы княжны он сказал:
— Глядите, какая внизу здесь излучина. Словно натянутый лук. А там дальше заливные луга, луга, луга. Так и хочется оттолкнуться и полететь.
Марина посмотрела на него своими серыми глазами с пониманием.
— Ну, так чего мы стоим? — вскричал Борис. — Полетели?
— Да, — тихо прошептала Марина. Он схватил ее за руку. Они полетели.
— То, что вы красивая — это полбеды, — закурил Борис, сидя на бревне у самой воды. — Но то, что при этом у вас есть ум, воображение, несомненный талант…
— Зябко, — передернул плечами Глеб, вставая. — Я сзади не грязный?
— Вы чистый со всех сторон и изнутри тоже, — с жаром заверил его Борис.
— Какой же вы все-таки дурак! — весело сказала Марина и быстро пошла вперед по тропинке. Борис сломя голову пустился за ней.
