— Да, мы получили твое донесение об этом.
— В начале июня я выехал в глубь Белоруссии, как мне приказали в шифровке. События двадцать второго июня застали меня в районе Минска. Рацию я спрятал в Беловежской пуще, поэтому не мог связаться с вами и доложить обстановку. Вскоре ко мне присоединились двое наших разведчиков. Русские отступали. Мы на свой страх и риск перерезали телефонные провода, разбирали железнодорожные пути, поджигали деревянные мосты, меняли указатели дорог…
— А что с теми двоими?
— Однажды мы напоролись на патруль. Я сумел уйти, а их схватили…
Шмельслегер, отпивая маленькими глотками коньяк, не спускал взгляда со Штангера, внимательно рассматривая его усталое лицо и потрепанную одежду. А тот продолжал свой рассказ:
— Я отходил все дальше на восток…
— А почему на восток?
— Кто шел на запад, вызывал подозрение. Все двигались на восток. Впрочем, вы знаете, как это было…
Полковник кивнул головой.
— С толпой беженцев я добрался до Минска. Военные патрули на каждом шагу проверяли документы. Всех мужчин забирали с собой. За документы я не беспокоился. Они были вполне надежными. Вместе с другими мужчинами меня забрали на строительство оборонительных укреплений. Я хотел бежать, но уже на другой день меня назначили бригадиром. Впрочем, меня удерживали там и другие обстоятельства…
— В каком месте строились эти укрепления?
— Под Минском. Сейчас они, правда, уже потеряли свое значение, поскольку линия фронта ушла далеко на восток, но там мне удалось напасть на след одной тайны, связанной с районом Белостока. Наша строительная контора располагалась в бараке. И вот однажды я услышал за стенкой интересный разговор между офицерами, руководившими сооружением укреплений. Я узнал, что до войны они возводили оборонительный рубеж на Буге и, отступая, закопали там какую-то шкатулку или ящик с секретными документами. Они размышляли вслух о том, хорошо ли их спрятали…
— А они сказали где?
— Да. В одном из бункеров возле деревни Слохы-Аннопольские на берегу Буга, где-то в кустах.
— Отлично. А теперь расскажи, как тебе удалось бежать?
— Это произошло спустя некоторое время. Фронт стремительно катился на восток. Однажды ночью нас погрузили на автомашины и увезли под Смоленск, на строительство полевого аэродрома, затем рабочих перебрасывали еще несколько раз с места на место. И вот, когда нас повезли в Москву, я сбежал. Я брел от деревни к деревне, обходя стороной города. Работая под Минском, я раздобыл себе справку о том, что я, Иван Николаев, являюсь строителем военного объекта (а это соответствовало действительности) и направляюсь на специальные работы. При проверке документов эта бумажка не вызывала подозрений, а военные автомашины даже подвозили меня. Справка выручала меня не раз. Вот она! — И Штангер положил справку перед полковником. — С ее помощью я сумел добраться до линии фронта. Спрятался в одном из сел. Там меня и нашли наши. Но опять начались всякие осложнения. Вначале меня бросили на ремонт дороги…
— Почему же ты не сказал, кто ты?
— Герр полковник, в нашей работе чем меньше говоришь, тем лучше. У фронтовых войск нет времени проверять чьи-то анкетные данные, поэтому я снова сбежал. На этот раз я уже без каких-либо препятствий добрался до Гродно. Там явился в комендатуру и в общих чертах рассказал о себе. Мне выписали документ на проезд до Белостока, а там, в свою очередь выдали пропуск на проезд сюда. Вот и все, герр полковник.
— Да, да… — пробормотал Шмельслегер, грызя мундштук трубки. — Хорошо, что ты нашелся. Дел полно. За это время у нас произошли большие перемены. Многие твои знакомые работают сейчас в Беловеже, где мы открыли филиал нашего отделения. Ты, наверное, не знаешь, что капитана Фанера нет уже в живых?…
— Не может быть! Что, погиб на фронте? — поинтересовался Штангер, поскольку хорошо знал Фанера. Ему раньше приходилось сталкиваться с ним.
— Нет. Они ехали со Швиндом на автомашине из Пружан. Там сбили три советских самолета. Была организована облава на летчиков. Обнаружили то ли диверсанта, то ли шпиона… Завязалась перестрелка. Диверсанту удалось вырваться из окружения, и в довершение всего на нашей автомашине. Впрочем, Швинд сам тебе это расскажет. Фанер со Швиндом отправились туда для расследования. Возвращаясь, они нарвались в Беловежской пуще на засаду. Фанер и водитель погибли. Автомашина с документами сгорела. Швинд был ранен… — Полковник на минуту умолк, затем продолжил свой рассказ: — Эти идиоты из гестапо в Белостоке расстреляли всех схваченных летчиков, в том числе и пилота спецсамолета, на котором летел диверсант. Пока что нить оборвалась… Ну, хватит об этом. Ты, наверное, хочешь отдохнуть?
— Отдыхать будем после победы, — ответил Штангер, стараясь сдержать волнение.
— Ты прав. Мы живем в такое время, когда приходится жертвовать всем. Может, у тебя есть какие-нибудь планы относительно своей дальнейшей работы?
Штангер, поймав на себе пристальный взгляд полковника, минуту помолчал, а потом сказал:
— Я столько времени был оторван от разведывательных дел, поэтому, если быть откровенным…
— Слушаю тебя…
— Вы упомянули о Беловеже. Раньше я имел там неплохую агентурную сеть. Может, попробовать поработать в новом разведцентре? Впрочем, я заранее согласен с любым вашим решением, герр полковник.
— Хорошо. Я подумаю, а пока иди отдыхай. Подбери обмундирование, получи аванс на приобретение личных вещей. Завтра здесь будет майор Завелли, начальник нашего отделения в Беловеже. Я поговорю с ним о тебе…
Совещались втроем: полковник Шмельслегер, майор Завелли и капитан Клаузер. На столе перед ними лежала панка с грифом «Секретно». Это было личное дело лейтенанта Штангера.
— Вы проверили его регистрацию в Гродно и в комендатуре Белостока? — обратился полковник Шмельслегер к майору Завелли.
— Проверил. Подтвердили, что он там был.
— Я еще раз просмотрел его личное дело, все его донесения, — продолжал полковник, — и каких-либо неясных мест не обнаружил. Впрочем, в нашей работе надо всегда быть подозрительным, причем по отношению к каждому. Пока нет оснований подозревать его. Могли ли завербовать его большевики?… Не знаю…
— Можно предположить, — вмешался капитан Клаузер.
— Можно и нужно. — В разговоре с ним я старался прощупать его…
— Ну и что? — поинтересовался Завелли.
— Ничего. Он очень устал. Согласен работать везде. Упомянул о Беловеже, но так, мимоходом.
— Герр полковник, вы уже что-нибудь решили? — спросил Завелли.
— Пока еще нет. Начиная с того дня, как он появился у нас, мне ежедневно докладывают о каждом его шаге, о его встречах и разговорах. Он получил обмундирование, был у парикмахера. Отсыпается, иногда появляется в казино…
— Расспрашивал кого-нибудь о делах? — вмешался Клаузер.
