Для подобных господ начальство находило всяческие уловки, чтобы избавить их от «мельницы смерти» на берегах Волги и помочь «с честью» вернуться в Германию. А для раненых и тяжелобольных не было свободных мест в самолетах, летящих на родину. Этим тысячам бедняг ничего другого не оставалось, как умереть.
Конечно, таких случаев было не так уж много. Большинство офицеров, врачей и военных чиновников разделяли с солдатами все лишения и невзгоды.
Сомнениям нет конца
Старый год подходил к концу. Итоги года были для Германии неприглядны. В Африке и на восточном фронте противник перешел в победоносное контрнаступление, в ходе которого были измотаны и уничтожены почти дюжина немецких, итальянских, румынских и венгерских армий. Никогда еще Германия не несла таких больших потерь в живой силе и технике, как за двенадцать месяцев 1942 года. Без всякого сомнения, самым тяжелым поражением для Германии явилось окружение 6-й немецкой армии, части 4-й танковой армии и двух румынских армий под Сталинградом.
Это было самое крупное поражение гитлеровской Германии и ее сателлитов. И все же в нас еще жила крошечная искорка надежды. Она помогала огромной массе окруженных, измученных и полуголодных солдат быть в состоянии боевой готовности. Неизвестно, откуда пошли разговоры, что в ближайшее время предстоят бои. Блиндажи, дивизионные медицинские пункты и лазареты прочесывались на предмет выявления солдат, которым можно было всучить в руки оружие и заставить идти в окопы.
На дивизионном медпункте в Городище также отобрали группу солдат и отправили в окопы защищать 6-ю армию.
Все это было, ни больше ни меньше, бессмысленно. Все наши укрепления состояли из блиндажей с толстыми стенами и метровым перекрытием. А наши убежища, скорее, можно было назвать норой для кротов — кучи развалин да ячейки, отрытые в снегу. Вместо крепостной артиллерии, снабженной всем необходимым, у нас было несколько сот старых орудий и до смешного скудный запас боеприпасов. А солдаты, которым предстояло оборонять эти укрепления! Со своими исхудалыми физиономиями они, в основном, походили на приговоренных к смерти.
В канун Нового года даже самый последний солдат, находившийся в котле, понимал, что спасительная группа Гота разбита. Правда, открыто в сводках вермахта об этом не говорилось, однако между строк каждый читал именно это. Окруженные войска вот уже три недели со дня на день ждали приказа начать двигаться в направлении частей, наносивших деблокирующий удар.
Но такого приказа никто не отдавал, и мы были обречены на бездеятельное ожидание. Все это страшно угнетало.
Мои коллеги по блиндажу тоже были удручены сложившейся ситуацией. Они терялись в догадках и ничего не могли понять: внезапное окружение, запрет на разрыв кольца, голод, резкое увеличение числа раненых, отсутствие медикаментов, неудача с попыткой деблокации извне. Лозунг, которого мы раньше придерживались: «Трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать!» — звучал теперь избито и пошло. Разумеется, находясь среди солдат роты, среди раненых и больных, мы старались держаться мужественно и не показывать виду, что дела наши плохи. Но стоило нам прийти в свой блиндаж, где после отлета д-ра Кайндля и д-ра Бальзера нас осталось четверо, как уныние и хандра брали верх.
— Пойдешь подышать свежим воздухом? — спросил я как-то начальника аптеки.
— Может, все вместе посмотрим в последний раз на уходящий год? — предложил д-р Гутер.
Все надели шинели и шапки и вышли из блиндажа. Нас сразу охватило холодом. Стояла гробовая тишина. Все небо было усыпано звездами. Я без особого труда отыскал Большую Медведицу — ковш из семи крупных звезд. За ним ярко сверкала Полярная звезда. Еще из школьных учебников мне было известно, что она намного больше и ярче Солнца…
Вдруг тишину разорвал огромной силы взрыв. Небо на горизонте перерезали снопы красноватых и оранжевых траекторий. Вспышки от залпа тысячи орудий слились в один раскаленный поток. Земля содрогалась от взрывов.
— Красная Армия приветствует Новый год, — заметил д-р Ридель. — У них есть причины для триумфа. Хотел бы я знать, что с нами будет недели через четыре?
— Наше «жизненное пространство» вряд ли останется таким же, как сейчас, — проговорил начальник аптеки. — Огненное кольцо еще больше сомкнётся, и мы все сгорим в нем.
— Слушая эту канонаду, трудно представить, что из такого положения есть выход, — не удержался я.
— Я вспоминаю слова нашего полковника. Недели четыре назад он сказал нам, будто бы Гитлер заявил по радио о том, что сделает все возможное, чтобы обеспечить нас всем необходимым и вовремя освободить из котла усилиями войск извне.
— Он явно поспешил, сделав такое заявление, — заметил д-р Гутер, который до этого не проронил ни слова, внимательно наблюдая за артиллерийской канонадой. — Боюсь, что нам не только не говорят правды, но даже лгут.
— Так оно и есть, — согласился я. — Нас и так довольно долго дурачили гитлеровскими лозунгами и достигнутыми успехами. Теперь же мы попали в западню, из которой не выбраться.
* * *
С первых же дней Нового года части Красной Армии начали стягивать кольцо. То тут, то там внушительные территории переходили в руки советских войск, что вынуждало и без того потрепанные немецкие полки и дивизии оставлять свои оборудованные позиции и в тридцатиградусный мороз уходить в голую степь междуречья Волги и Дона.
Уже сорок пять суток находились мы в котле. Неожиданно я получил приказ. Мне его лично вручил дивизионный интендант. Он приехал в Городище, хотя еще не оправился от желтухи.
— Мне очень жаль, что мы должны расстаться, однако, согласно приказу командующего армией, от нашего корпуса нужно откомандировать одного из опытных казначеев санитарной службы в полевой лазарет на юге котла. Выбор пал на вас. Рассматривайте это как повышение по службе.
Я чуть было не заплакал, так как уезжать от своих товарищей в такое время, переводиться в новую, незнакомую часть мне совсем не хотелось. И это я должен был рассматривать как повышение по службе!
— Господин интендантский советник, — начал я, — меня радует ваше доверие, но я все же очень прошу вас разрешить мне остаться в роте. Ведь я прослужил здесь десять месяцев. Не сомневаюсь, что в войсках есть более достойные казначеи, которые заслуживают такого повышения.
— Я вас понимаю, — сказал мне интендант, — но вопрос о вашем назначении уже решен. Если хотите, можете взять с собой двух-трех человек из вашей группы. На ваше же место прибудут офицер из штаба расформированного полка и несколько хозяйственников.
— А почему бы этого полкового казначея не послать в полевой лазарет? Как штабной казначей, он вполне там справится. Я просто не понимаю, — защищался я, как мог.
— Нам обязательно нужен человек, хорошо знающий санитарное дело. В Елшанке — тысячи раненых. Вам в помощь выделен один инспектор. Начальник лазарета — подполковник медицинской службы профессор Кутчера, он назначен на эту должность с личного согласия начальника медицинской службы армии и начальника тыла армии.
