На самом деле весь бизнес Дона Стори заключался в том, что он номинально руководил каким-то предприятием, которое занималось непонятно чем, бил баклуши, получал несколько тысяч баксов в месяц и сваливал с работы ровно в шестнадцать ноль-ноль. После этого он шёл в ирландский паб, где собирались такие же бизнесмены с типовыми англоязычными именами-фамилиями, и методично надирался там тёмным «Гиннесом».
По работе он не делал вообще ничего. Это был типичный свадебный генерал, старик Фунт, пешка. Кукла, за спиной которой конкретные люди мутят конкретные вещи. С утра и до шестнадцати ноль-ноль он тупо медитировал в своём кабинете, а прямо напротив него так же тупо сидел его заместитель, Николай Никифорович Донсков. Причём если ситуация с Человеком-Ружьём могла быть оправдана хотя бы с позиции той самой галочки, для которой что-то там должно обязательно быть, то эта шахматная фигура попросту вводила всех в недоумение. С точки зрения элементарного здравого смысла, никому на х… был не нужен ни он сам, ни его пост. Как-то раз после работы, когда все ушли, Чикатило вскрыл кабинет этих двоих при помощи набора ключей для гитары, и мы решили посмотреть, чем же это таким занимается Ник Ник.
Мы думали, что солюшен к этой загадке мы найдём в его ежедневнике. Как бы не так — эта продолговатая книжица была чиста, как Дева Мария в момент непорочного зачатия. Только на одной страничке где-то в середине большими буквами было отмечено: «12.00. ПОХОРОНЫ ВАСИЛИЯ СТЕПАНОВИЧА». А рядом с ежедневником валялась стопка фотографий с утиной охоты. Донсков, Дон и ещё штук пять алкоголиков с американскими рожами замочили ровно девяносто девять уток. Утиные трупы штабелями лежали на причале специально так, чтобы можно было их пересчитать и потом показывать всем: «Кхе-кхе, господа, а вот прощу посмотреть, мы всемером замочили ровно девяносто девять уток…» Мы с Чиком тогда даже не смеялись, настолько нас это выбесило. Даже Чикатилу выбесило со всем этим его цинизмом и продвинутостью.
— Вот суки, — сказал он. — Каждая сволочь унесла с собой по четырнадцать уток, а кому-то одному досталось пятнадцать. Они, наверное, на пальцах скидывались, кому достанется лишняя… Слушай, знаешь, что я тебе скажу? Таких людей самих надо мочить. Я вот взял бы и принёс домой пятнадцать этих туш, и пусть бы они потом сгнили у меня на балконе, как сгнили у них эти утки. Я сам сторонник супербуржуазной идеологии, но пятнадцать уточек на рыло — позвольте, это уж слишком. Это жлобство. Из-за этого происходят революции… Давай разнюхаем у них на столиках кокс, мне Саша Белая подогнала на халяву, у неё денег куры не клюют.
Это было неплохо — разнюхаться за столиками таких начальников. Хотя кокс и не вставил, по крайней мере меня. Наверное, его было мало, или Саша решила поглумиться над Чикатилой и дала ему какое-то левое зелье типа стирального порошка «Ас». Ну да ладно, я в этом не особо разбираюсь и вообще не очень люблю всё, что ассоциируется у меня с Сашей Белой…
— …Арезина-толысовата, лысовата, — прозвучал откуда-то извне, из глушителя или из четвёртого цилиндра, голос Отца. — Надо бы сказать отцу, чтобы новую посмотрел…
Чикатило отложил в сторону Тетрадь По Всему с недорисованным портретом очередного бородатого уродца и сказал:
— Слушай, точно, Отец. Я не хотел тебе говорить, потому что западло было тебя обламывать. Но я тоже заметил. Немного проскальзывает на виражах…
По лицу Отца пробежала такая упадническая тень, что я ему даже посочувствовал.
— Да? Вот, блин, — озадаченно произнёс он. — А пока из Германии гнали, вроде ничего было…
Отец остановил «копейку» возле какой-то богом забытой бензоколонки. Вразвалочку, как-то по-диссидентски вылез наружу и начал рассматривать протектор. При этом у него был вид раздосадованного ребёнка, которому подарили красивую конфету дерьмом вместо фруктовой начинки. Он качал головой, тихо матерился себе в воротник и, как мог, опускал несчастных немцев. В потоке матерной брани была отчётливо различима цифра «1945».
— Не расстраивайся, Отец, — воодушевлённо начал Чикатило, высунув свою глумливую рожу из окна задней двери. — Волею судьбы мы держим путь не куда-нибудь, не в какую-нибудь бесславную пердь, а в старинный русский город Ярославль. Который знаменит не только церквями и колокольнями, но и шинным заводом. Прямо на проходной ты сможешь купить всё, что тебе нужно, по самым демократичным ценам.
Отец облокотился на капот и в упор посмотрел почему-то на меня:
— Да? Вы так думаете, отцы?
— Мы не думаем, мы знаем, — уверенно соврал я. Избавиться от общества Отца на целый день было неплохой идеей. — Не первый раз уже там.
— Отцы, тогда мне придётся туда съездить, на этот завод. Вы походите там по городу, сделайте свои дела, а потом встретимся где-нибудь в условленном месте.
— Ну ладно, раз такая фигня… что ж, — вздохнул Чикатило, подавая мне пять в районе ручного тормоза, вне зоны видимости Отца. — Придётся на своих двоих…
…Руководителя хора мы нашли в типовом ДК местного значения, с грязными полами и перманентным миксом из запахов старости и краски. Да никто в общем-то и не ожидал увидеть его в ультрасовременном офисном центре. Бороды у этого человека не было.
— Ну и что, — сказал мне потом Чикатило, — это ничего не меняет. Бородач — это психология, диагноз, образ жизни. Бородатым Мужиком может быть даже десятилетний ребёнок.
Бородатый пытался быть по-деловому галантным — он ожидал увидеть этакого столичного гуся, светского франта, у которого должно сложиться самое хорошее впечатление о провинции. Однако минут через пять он признал во мне своего человека и перешёл на стандартное «дык-ёптыть», что мне понравилось. Он всучил мне кучу документов, котлету баксов и напоследок плеснул чего-то крепкого. Скорее всего, это был самогон — он служил здесь тем, чем в офисе делового американца является стакан виски. Потому что киношный образ чикагского воротилы, который смотрит на свой город с пятидесятого этажа и сжимает в руке стакан «Джонни Уолкера», произвёл на этого бедолагу самое сильное в его жизни впечатление. Даже произнося слово «ёптыть», он хотел быть таким же.
Во время нашей встречи Чикатило медитировал на заплёванном крылечке, посасывая «Ярпиво». Когда я вышел, мы отошли от крыльца метров на триста и расположились на лавочке.
— А ну-ка дай сюда, я посмотрю, — попросил Чик.
Я протянул ему увесистую папку:
— Бери. Только что ты там можешь высмотреть?
— Мало ли что. А вдруг я найду там какую-нибудь зацепку, из которой можно будет раздуть феерическое шоу?
Таким уж был Чикатило. Вся его жизнь состояла из непрерывного поиска зацепок, как виртуальные похождения героя компьютерного квеста. Я пару раз спрашивал его, не был ли он в пионерском детстве членом клуба «Юный следопыт». Что он мне на это отвечал, я сейчас не вспомню.
Поэтому когда он подпрыгнул на лавочке и заулыбался глумливой улыбкой, я не удивился. Кто ищет, тот всегда найдёт — даже если он ищет всего лишь повод посмеяться или развести кого-нибудь на деньги.
