Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Тонкие свёрла завращались и вонзились, проникая в височные доли.
Егоров поморщился.
- Сынуль, дай сюда черепашку. Вот видишь, лопатка. А вот песочек. Надо насыпать в формочку, постучать сверху:
«Тук-тук-тук!» - некстати совсем вспомнился сегодняшний стук по крышке «гроба».
-:Да: постучать: давай покажу! Да не суй ты её в рот, грязная ведь!
Антошка отступил на шаг и с ещё большим усердием принялся грызть черепашью лапу.
Егоров махнул рукой и вытащил из сетки лошадку и бабочку.
- Ну ладно. Вот, смотри, как это делается.
Песок оказался суховат, и Егоров не поленился сходить за лейкой.
- Вот видишь, папа польёт немного, чтоб куличики лучше вышли. И сейчас снова сделаем. Будут крепкие и красивые.
Антошка, с размаху плюхнувшись на попу, с интересом наблюдал за действом.
- Нравится? - подмигнул ему Егоров, осторожно приподнимая формочки. - Смотри, как красиво получилось:
Отдуваясь, Егоров поднялся с корточек, отряхнул руки и смахнул со лба обильно выступивший пот. Жара и похмелье - хуже не придумаешь.
Сейчас бы «клинского»: Всего лишь одну. Или парочку.
И часика два, а то и три поспать.
К вечеру как огурчик был бы.
«Сказать Наташке, что за продуктами на станцию схожу» - Егоров сам подивился нелепости пришедшей в больную голову мысли.
Не стоит нарываться сегодня.
А не разговаривает - так вечно не будет же, завтра отойдёт:
– Ты что же делаешь? - почти крикнул Егоров, взглянув под ноги.
Воспользовавшись его минутным размышлением, сынуля подполз к бортику песочницы и начисто смёл все отцовские труды и старания.
– Антоша, так не надо делать. Надо учиться строить, созидать что-нибудь, а не ломать, - Егоров снова присел и тяжело вздохнул: - Давай возьмём теперь лопаточку и вот в рыбку песочку насыплем:
Антошка цепко ухватил лопатку, ткнул ей в песок и взметнул вверх целый веер песка.
Егоров отряхнул голову и плечи сынишки. Тот радостно заливался, показывая реденькие зубы.
- Нет, так не надо. Вот тебе формо:
Второй песчаный веер угодил Егорову в лицо.
- Ты, блядь, паскудник, что ж творишь?! - прижав кулаки к зажмуренным и саднящим глазам, почти взвыл Егоров.
Ослеплённым зверем он заметался вокруг песочницы, дважды едва не наступив на заоравшего в испуге сынулю.
Под ногами хрустнула одна из формочек.
Звук этот неожиданно взорвал Егорова и он в ярости, несколькими ударами ног разметал хлипкие борта песочницы.
– Вот тебе! Вот тебе! - орал он каким-то визгливым дискантом, правым, менее ослеплённым глазом отмечая бегущую к ним из дома Наташу. - Вот тебе! Хуй тебе, а не куличики! Сука, бля! Бестолочь криворукая! И ты тоже сука! Молчишь всё, паскуда! Душу всю, падла, извела:
* * *
:Наташа с Антоном уехали тем же утром.
Егоров, заняв у соседей денег, отправился в сельпо. До обеда отпивался возле бетонных блоков пивом, заводя знакомства с местными обитателями. Там же повстречался снова с Завражиновым и долго рыдал, обнимая закадычного друга. Друг сурово и солидарно хмурился.
Взяли на всё, что имелось, и вернулись к Егорову. Врубили на полную громкость Круга и задушевно орали, подпевая.
Завражинов ушёл от него ночью, шатаясь, падая и вытирая разбитое лицо.
Егоров долго колотил по окну соседской веранды, угрожая спалить весь посёлок, если не одолжат ещё.
Ни в воскресенье вечером, ни в понедельник утром он в Москву не поехал.
В конце августа его, худющего и лохматого, ещё видели у пристанционного магазина.
С дождями он пропал вовсе.
Двадцать три коротких рассказаБабушка что-то говорит. Подняв руку, трясёт ветку. Бабушка улыбается. Улыбается ему.
Он лежит в коляске и улыбается сразу всем - небу, бабушке, сирени и гремучим цветным лошадкам на резинке...
Позже он прочитал, что воспоминания детства не могут быть такими ранними.
Но он помнит.
* * *
Из тарелки с манной кашей сыто смотрит жёлтый глаз масла.
Над входом в кухню колышится тюль.
Тикают ходики на стене - одна гирька свисает почти до полу.
Синие обои и деревянный, в овальных разводах сучков, потолок
Зеленоватая муха, похожая на обточенную волной крошку бутылочного стекла - он находил такие среди серой гальки на море - стучит крепкой головой в стекло и сердито жужжит.
Лето.
Ещё живой отец машет ему рукой - окно выходит в сад. На отце выгоревшая футболка и кепка с нерусской надписью «Tallinn».
* * *
За кирпичной стеной беседки заросли крапивы.
– Не бойся, она не кусачая! - смеётся Ленка. Поправляет застёжку на сандалике.
Шепчет ему на ухо:
– Хочешь, г л у п о с т и тебе покажу?
Он сглатывает и молча кивает. В животе ёкает сладкий холодок.
Ленка закусывает губу и оглядывается. Задирает подол цветастого платья, прижимает его подбородком к груди и стягивает с себя трусы.
– Вот.
Он присаживается на корточки, чтобы лучше разглядеть.
«Это не г л у п о с т и», - по-взрослому думает он. «Это - п е р с и к».
По Ленкиной руке ползёт крохотная рыжая божья коровка.
* * *
Длинные пики гладиолусов обёрнуты газетой.
Солнце. Чистый асфальт. Золотая стружка березовых листьев.
Из динамиков у школы - хриплая музыка.
За спиной коричневый скрипучий ранец.
Мама гладит его по голове. Целует в макушку.
Ему стыдно за это перед всеми вокруг. Он проводит рукой по волосам и отпихивает маму..
* * *
– Хуй сосёшь, губой трясёшь? - кричит ему в лицо Князев.
Класс смеётся.
В раскрытом пенале лежит циркуль «козья ножка». Без карандаша. Матово-тёмный, со светлым жалом острия.
Взять его и ударить Князева в глаз или щёку он не решается.
* * *
В нелепой болоньевой куртке и вязаном «петушке» он стоит у метро. «Суки!» - думает он. «Суки, всех порву. Тока тронь, суки...»
Темно. По-мартовски сыро. Двери вестибюля мотает ветер. Когда они распахиваются, оттуда тянет настоянном на влажных опилках теплом.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
