Хозяин проснулся в холодном поту. Его знобило, хоть ночь была жаркой и душной. Прислушался. За окном жил своей ночной жизнью сад: что-то трещало, стрекотало, гукало. Мелькнула крупная странная тень. От этой странности возникло какое-то детское необоснованное беспокойство моментально переросшее в страх. А за страхом пришла паника.
– Мамед! – крикнул страшно, дико, словно смерть схватила его за лодыжку и смотрела снизу вверх глаза в глаза. – Мамед!!!
Араб появился практически сразу. Черным силуэтом застыл в дверях. Черный человек. Черный!!! ЧЕРНЫЙ!!! Кругом одни черные люди. Мир накрыла тьма. И в этом и его вина тоже. Его вина. Хозяин неимоверным усилием задавил приступ паники.
– Включи свет, Мамед. Включи свет.
Араб щелкнул выключателем. Комнату залило ярким светом. Хозяин сощурился, но почти мгновенно распахнул глаза.
Он посмотрел на араба. Тот стоял возле двери и не выглядел теперь черным. Смуглым разве что. А вот черноты души и силуэта, черноты, которая жила во всем мире и только и ждала того, чтобы ей дали возможность сгуститься, не было. Араб выглядел совсем безобидно. Лицо заспанное, на щеке отпечаталась складкой наволочки подушка.
– Еще света, – хозяин сам поразился тому как прозвучал его голос. Хриплый, слабый, сейчас он больше походил на простуженное карканье больной, охрипшей вороны. – Пусть будет светло во всем доме.
Араб поклонился и повернулся к двери.
– Мамед, – остановил его хозяин. – И вернись потом сюда. Принеси мой любимый канделябр. Я хочу, чтобы горели свечи.
22
– Стой!
Эл нажала на педаль тормоза, и «фольксваген», резко дернувшись, замер на месте. Не ожидавшая этого автоматчица чуть не ткнулась головой в лобовое стекло.
– Можно было и помягче тормозить, – заметила с неудовольствием. – Вылезай, приехали.
Эл послушно вылезла из машины. Подземный гараж, в котором они оказались, был на удивление чист. Здесь не было привычного запустения, грязи и беспорядка. Все подчинялось логике и принципам неведомого хозяина. Причем хозяина педантичного.
– Где мы? – поинтересовалась Эл.
– Не твое дело, – резко отрубила автоматчица. – Пошли.
Эл вяло поплелась вперед. Задавать вопросы расхотелось. Однако напряженное молчание продолжалось недолго. Только до той поры, покуда они не оказались в лифте. Лифт не только работал, что по теперешним временам уже было редкостью, он был чист и аккуратен. Горели все лампы, стены украшали чистые, незамутненные, отдраенные до блеска зеркала.
Все это было настолько удивительно, что Эл не смогла сдержать восторженного вскрика. Автоматчица гордо напыжилась.
– Нравится?
Эл молча закивала часто-часто.
– Вот что делает мораль общества, – гордо сообщила та. – Если жить среди урок, по законам джунглей, то и окажешься в джунглях. А если жить по законам правового государства, то получишь то, что сейчас наблюдаешь. Чистота в государстве, чистота в головах, чистота в отношениях.
– Особенно чистота в головах хорошо звучит, – не удержалась от подначки Эл.
– Я не то хотела сказать, – снова насупилась дама с автоматом.
Лифт мягко остановился. Дзынькнуло, распахнулись двери. Готовая уже, казалось, ко всему, Эл замерла с раскрытым ртом. Огромная зала с разбегающимися в разные стороны коридорами выглядела так, словно не было семнадцати лет разрухи и беспредела. Более того, на мгновение Эл показалось то, что помнила по детству – безнадежно устарело за эти семнадцать лет. И в этом здании не то что не было развала, наоборот все развивалась согласно течению времени.
– Чего встала? – довольно грубо гаркнула в ухо ее сопровождающая. – Пошли. Приехали. Вываливайся.
23
На дворе темь стояла, хоть глаз выколи. Слава ступал осторожно. Анри, напротив, усвистал вперед бойко и уверенно, словно шел ночью от спальни до сортира по дому, в котором прожил лет двадцать. Впрочем, судя по грохоту и матюгам, что донеслись спереди, самоуверенность сутенера себя не оправдала.
Когда Слава нагнал спутника, тот морщась потирал ушибленную ногу.
– Чертова дура, – пожаловался он. – Понаставила всякой хрени на дороге.
– Ты про хозяйку? А где она, кстати? – вспомнил Слава.
– В сарае. Борик ее развязал, но обещал пристрелить, если высунется до утра.
– Связана? – не понял Слава. – За что?
– Шлюха потому что.
Анри распахнул дверцу джипа, жестом пригласил сесть. Слава плюхнулся на переднее сиденье. Сутенер зло хлопнул дверцей и, недовольный, уселся за руль. Настроение у него резко ухудшилось при мысли о том, что кому-то что-то придется объяснять. Вячеслава это позабавило, но демонстрировать это он не спешил, хотя от шпильки все же не удержался.
– И ты называешь меня беспредельщиком? А эти выражения: «шлюха». Фи! Да и связать бедную женщину…
