– Что тебя так беспокоит, Фендуляр? Ты понимаешь этих северян как никто другой в Империи. Ты знаешь слова, с которыми следует обращаться к ним.
Еще поклон.
– Все будет сделано, как вы велите, ваше высочество. Я горжусь оказанным мне доверием.
– Прекрасно. А поскольку этих господ могут охватить дурные предчувствия, ведь ходят слухи, что они не в чести у меня, ты приготовишь подходящие подарки, приветственные сувениры, чтобы настроить их на приезд. Миленькие подарочки. А как только они прибудут, мы удивим их, пригласив за мой собственный стол на обед в честь моего келидского гостя. Ты распорядишься на этот счет.
– Разумеется, ваше высочество, – толстяк отвечал сдержанно, словно данное ему задание превышало все мыслимые возможности.
– А теперь ступай, Фендуляр. И поспеши!
– Ваше высочество, – еще один поклон, уже не такой подобострастный, и управляющий направился к двери.
– Да, еще одно, – задержал его принц.
– Да, мой господин?
– Не приглашай Сьержа, зятя лорда Вейни. Его я приглашу сам.
Фендуляр отправился выполнять приказы, а на его место явился высокий и тощий дерзийский воин, одетый в опрятную имперскую форму зеленого цвета. Его физиономия походила на яйцо, заостренная сверху она расширялась к челюстям. Принц милостиво принял его быстрый поклон.
– Ты ведь ценишь твое назначение на должность капитана дворцовой стражи и то доверие, которое я оказываю тебе, Микаэль?
– Моя жизнь – ваша жизнь, вы знаете это, ваше высочество. С того самого времени, когда вам было всего пятнадцать, и вы спасли…
– Ты часто говорил мне, что без колебаний выполнишь любой мой приказ, все, что я попрошу. Ради чести твоего Императора и твоего Принца. Это все еще так?
– Я скорее брошусь на собственный меч, чем ослушаюсь вас, мой господин.
– Следуй моим инструкциям буквально. Ты возьмешь хорошо вооруженных людей, столько сколько нужно. Ровно через четыре часа, считая от следующего удара часов, ты арестуешь одного из моих людей, Сьержа из Дома Мезраха, прямо у него дома. По обвинению в предательстве. Пусть его сразу доставят на главную площадь Кафарны и повесят. Без обсуждений, без объявлений, не сообщая его семье. И без малейшего промедления. Это ясно?
– Да, мой господин, – к чести капитана надо сказать, что голос его не дрогнул, несмотря на залившую его лицо бледность. – Полагаю, что никто не должен знать об этом даже во дворце, пока дело не будет сделано.
– Ты как всегда ловишь на лету, Микаэль. В то время как ты будешь арестовывать Сьержа, пошли двух лучших своих офицеров к нашему келидскому гостю, Корелию, просить его от моего имени присутствовать на важном событии. Пусть его доставят на площадь, где я буду его ждать. Я хочу, чтобы он посмотрел на казнь вместе со мной, прежде чем я приглашу его на обед.
– Все будет так, как вы пожелаете, мой господин. Не удвоить ли караулы на эту ночь? У Дома Мезраха большие силы, у них на службе не меньше пяти убийц.
– Нет. Никаких удвоенных караулов. Мы не опасаемся старинного почитаемого семейства, которое уже так долго и верно служит Императору. Дай это понять всем в доме Сьержа, своим людям и всякому, кто спросит. Я обвиняю в предательстве только двоих из клана: Вейни и Сьержа. Больше никого. Даже их жены и дети не должны будут расплачиваться за содеянное ими.
– Да, господин. Через четыре часа, считая от следующего часа.
– Да помогут тебе боги, Микаэль.
– Вы жрец Атоса, мой господин, его мудрость направляет вашу руку.
Воин поклонился и вышел. Я искренне хотел бы поверить в бога, неважно, в дерзийского бога солнца или в любого другого, лишь бы верить в то, что он, или она, действительно интересуются устроенным Александром заговором. Либо принц был непревзойденным стратегом, либо самым большим тупицей, когда-либо носившим корону. Я подозревал второе. Мне казалось, что он готов затеять междоусобную войну из-за испорченной физиономии раба ценой в двадцать зенаров.
Когда воин вышел, я поспешил покончить с уборкой, приостановленной последними событиями, свидетелем которых я стал.
– Как тебя зовут, раб?
Я надеялся, что он не вспомнит об этом. Напрасно надеялся. Это была наивысшая степень порабощения, когда тебя вынуждают сообщить о себе самое личное, самое сокровенное. И это делает человек, который не хочет от тебя ни дружбы, ни родства, ни сочувствия, некто, не имеющий ни малейшего понятия о силе имен, об их опасном влиянии на душу человека.
– Сейонн, мой господин, – ни одно вторжение в душу или тело не могло сравниться по грубости с этим, разве что только их обряды, лишившие нас силы эззарийцев.
– Ты счастливчик, Сейонн.
Я замер с полными руками фарфора и перьев, стараясь поджать только что порезанную о кусок стекла ногу так, чтобы кровь не капала на ковер. Я опустил глаза, пытаясь сдержать готовый зазвучать истерический смех.
– Когда я узнал, что содержание моего письма дошло до ушей келидцев, а потом и до моего отца, я решил, что это ты. Смерть, которую я придумал тебе, была не простой.
Я судорожно сглотнул.
– Но Дурган и его люди заверили меня, что ты был надежно заперт с того самого момента, как написал письмо, более того, получилось, что из всех жителей города ты единственный вне подозрений. Забавно, не правда ли?
– Как скажете, мой господин, – я уже много лет знал, что я счастливчик.
– Я слышал, что вы, эззарийцы, можете видеть будущее. Это так?
– Если бы мы могли видеть будущее, мой господин, как мы могли бы попасть в столь жалкое положение?
– Я задал тебе вопрос. Ты не ответил, – нет, он не был тупицей.
– Никто не может видеть будущее, ваше высочество.
– Жаль.
Александр велел мне принести вина и позвать других рабов прибрать в комнате, а также передать его личным рабам приказ вымыть и одеть его. Когда я выполнил все его поручения и налил ему вина, он отправил меня обратно в дом для рабов. Я должен был вымыться и явиться на кухню для обучения, чтобы уметь прислуживать за столом принца. Прислуживать в этот же вечер.
Глава 4
Уже четыреста лет Летний дворец дерзийских Императоров был самой высокой точкой туманной долины реки Гойян. Он был построен на месте древней крепости, защищавшей горные дороги от нашествия диких орд с севера. Дворец строили и перестраивали все предки Александра. Чем дальше на север простирались границы Империи, тем более пышной и не пригодной к военным действиям становилась постройка. К тому времени, как я попал во дворец, его расползшиеся во все стороны стены охватывали около девяноста гектаров земель, на которых стояли флигели и мастерские, были разбиты садики, построены казармы и оружейные, конюшни и кладовые. Сам город Кафарна был едва ли больше дворца.