Книга Комната Страха - Эля Хакимова

Оцепенев от усталости, Ева забылась сном, как только ее тяжелая, без единой мысли, голова коснулась накрахмаленной наволочки. Лишенный сновидений ночной отдых все же оказал благотворное действие и на нее, и на погоду. Яркое загородное утро, умытое ночной грозой, встретило Еву на пороге нового дня, создав иллюзию, что, может быть, все и обойдется. Возможно, все ночные кошмары ушли бесследно вместе с непогодой.

Впрочем, вчерашняя буря оставила свой знак. Свалило ветром дерево у самого края поляны перед домом. Это уродливое зрелище предстало притихшим женщинам, вышедшим к завтраку в теплую уютную кухню. Свежий, сливочного цвета разлом древесины контрастировал своей чистотой с мокрой черной корой. Поверженный гигант смотрелся до ужаса неестественно, как вывернутый не в ту сторону сустав ноги. Крона, которой уже не суждено было, вылиняв под летними солнцами, утерять свой свежий и сочный зеленый цвет, лежала на земле.

Виола и Фани защебетали, обмениваясь рецептами крыжовенного варенья, обсуждая вчерашнюю бурю и делая прогнозы на дальнейшую погоду, столь долгосрочные, сколь и малообоснованные. Фани, как всегда деятельная и суетливая, счастливо лишена была способности унывать. Да и Виола тоже никогда не поддавалась дурным или грустным мыслям, стараясь как можно быстрее переступать через неприятности, как через досадное препятствие, и таким же бодрым шагом идти дальше.

Ева, не чувствуя себя особенно отдохнувшей, старалась хотя бы не портить окружающим настроение, тем более что Фани с Виолой, казалось, только и мечтали, как бы она съела еще один оладушек или ложечку варенья или выпила еще одну чашечку кофе. Они чуть не квохтали над «бедным ребенком», вероятно испуганным непогодой и уж точно уставшим от вчерашней дороги, да и вообще утомленным от бешеного ритма городской жизни, из-за которой, по мнению Фани, и происходят все неприятности, включая вчерашнюю бурю.

По поводу вреда, наносимого городской жизнью, Виола была в корне не согласна с Фани. Но во всем остальном они с ней хорошо спелись. И если бы Ева не встала из-за стола, объявив, что вот прямо сейчас лопнет и что пора бы выдвигаться, Виола с Фани прописали бы ей незапланированный отпуск в деревне.

Разместив в Шуше еще несколько корзин с банками варенья, домашним печеньем и десятком-другим вязаных с большой фантазией носочков, Ева, почти погребенная под всеми этими богатствами, удовлетворенно вздохнула, когда услышала долгожданное почихивание, а затем и ровный гул мотора.

Машина, выехав с деревенской грунтовой дороги на блестевший под ярким утренним солнцем асфальт, покатилась обратно в город. Все предыдущие события, включая грозу и странный разговор с двумя полумифическими существами, казались в это светлое утро продолжением ужасного кошмара, привидевшегося Еве накануне.

Этот страшный сон все никак не отпускал ее. Казалось, темная тень нависала над Евой, сдавливала ребра, не позволяя вздохнуть полной грудью и спокойно подумать о вчерашнем странном разговоре. Как ни вымучивала она из себя более или менее рациональные объяснения словам прабабки, ничего путного в голову не приходило. Единственное, что Ева решила твердо, – это встретиться и поговорить с Марфой. Но об этом решении она умолчала, когда Виола, подвезя к дому Еву, спросила, что произошло в бабкином флигеле и что Ева собирается предпринять.

– Ничего особенного, ма. Ты не волнуйся, все в порядке. Просто они… Да, в общем, ничего важного они и не сказали. Почудилось что-то нашим старушкам, вот они и разволновались. Рассказали мне старую семейную сказку… Тебе-то уж точно известна эта древняя история про цыганку.

– Все же странно как-то, что они заставили тебя приехать лично для того только, чтобы рассказать эту историю, – пробормотала Виола. – Они действительно ничего больше не говорили? – требовательно и недоверчиво взглянула она на дочь.

– Просили поберечься. А от чего – не сказали. Но все это и в самом деле несерьезно. Очень уж они старенькие. Прабабушке, если не ошибаюсь, уже больше ста лет. Кстати, сколько ей теперь?

– От чего поберечься? – не слушая уже Еву, глубоко задумалась Виола, но тут же встрепенулась, будто отгоняя мысли, толпой осаждавшие ее. Она потянулась, чтобы запечатлеть родительский поцелуй на щеке Евы (ритуал, которого та всеми силами избегала с тех пор, как помнила себя). – Накаркают еще, старые вороны! Не обращай особого внимания, дорогая. Но все же будь осторожна!

– Подожди-ка… Постой, ма, как ты сказала – ворона? – побледнела Ева.

– Ну все, солнышко, я полетела дальше. Звони мне почаще, пожалуйста. Хотя бы просто – звони, – Виола вновь проигнорировала вопрос Евы и, оставив дочь у подъезда, укатила, подпевая своему любимому артисту, давно пропахшему нафталином и не забытому только самыми большими его поклонницами.

– Что, красавица, помочь тебе? Тяжелая, наверное, корзинка-то! – Трескучий голос вывел Еву из ступора.

Оглянувшись, она увидела одного из местных нищих, с невыразимым достоинством носившего географическое имя Голландец. Возможно, конечно, его занесло сюда именно из Голландии, но Ева сильно в этом сомневалась. Его экзотическая физиономия особенно примелькалась жителям дома, ближайшего к собору, хотя подобных персонажей проходило здесь – со стороны парка по утрам и обратно ближе к ночи – множество. Немыслимое драное кашне обернулось вокруг шеи попрошайки не один раз. Нечесаные и, уж конечно, немытые космы на его голове свалялись в подобие вороньего гнезда. Неопределенного возраста загорелое в черное лицо было к тому же щедро измазано грязью и чем-то еще, о происхождении чего Ева не могла подумать без тошноты. Физиономию не облагораживала даже седая борода, лохмотьями развевающаяся по ветру. Выцветший до неопределенного цвета плащ тоже не отличался чистотой, стоптанные рваные кроссовки дополняли убогое зрелище.

Кроме внешности и сногсшибательного запаха, Голландец обращал на себя внимание еще и тем, что имел свое собственное домашнее, вернее карманное, животное. Неясной породы почти лысая собачка проживала в одном из его оттопыренных карманов. Этот зверь по кличке Селедка был постоянным спутником Голландца. Ева чуть не вскрикнула, когда несчастное создание высунуло наружу свою голую и худую мордочку с вызывающим чубчиком между великоватых ушей.

Инстинктивно отшатнувшись, Ева сообразила, что Голландец обращается к ней, имея в виду гостинцы Фани. Не проронив ни слова, Ева протянула корзину нищему, а сама стремительно скрылась в доме. Ей уже не терпелось оказаться в знакомой обстановке, рядом со своей картотекой, где все было ясно и просто и где не существовало даже намека на колдовство, магию или иную потустороннюю дребедень.