Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
И потому дым на горизонте Далгрен принял как знамение судьбы. Русские суда — героическая история морского флота. А из-за горизонта подбирается его будущее — бронированное и хорошо вооруженное. Тот, кто покупает чужие патенты, всегда на шаг позади. Так было под Севастополем, так будет и теперь!
Вот к этому самому моменту Степану Степановичу Лесовскому и стало ясно, насколько бедственно положение эскадры, несмотря на победу.
Берег молчит, на флажковые сигналы не отзывается. Неудивительно. Они хоть и разных сортов, но американцы. Верно, не хотят пускать чужака в собственную драку. А с севера подползает бронированное чудище, которое не одолеть всей артиллерией эскадры и всей выучкой канониров. Вот уж точно, хуже быть не может…
Сглазил. Может! Крик марсового — последний гвоздь в крышку гроба: «Дымы на зюйде!»
За спиной — гавань Чарлстона, где русских не ждут. С юга и с севера подходят вражеские мониторы. Впереди — океан…
Но самое плохое — неуверенность, что гложет душу адмирала. Безысходность, малый запас угля, молчание южан. Лесовскому начинает казаться даже, что команда смотрит на него со злостью и горькой насмешкой. Суровый адмирал — наполовину француз по крови, за плечами которого нет ни одного морского боя. Даже командир флагмана, Михаил Яковлевич Федоровский, что стоит подле на мостике, немало отличился отвагой при обороне Петропавловска. Когда англичане с французами уходили от русской крепости, не могли поднять паруса на всех мачтах разом, такова была убыль в экипажах. А в активе Лесовского — мирная морская служба. Без боев и без сражений. Да своевременное осознание, что без пара — никуда.
Адмирал машинально высчитывает время до подхода противника. Полчаса — сорок минут. Привычный порядок — принятие решения, отдача приказа, его исполнение — течет своим чередом. Пары подняты до полного, в машинах готовят масло и ветошь — чтоб на короткое время поднять жар выше проектного. Корветы и клипер укрыть за корпусами фрегатов. Проинструктировать командиров батарей: единственный малый шанс одолеть бронированного монстра — бить в уровень воды, чтоб раскачать по возможности не слишком устойчивый на воде монитор. Группу под белым флагом на берег, при этом разыскать офицера, который по-английски говорит так, чтобы на повторение единожды сказанного времени не тратить…
Враг явился на сцену из-за левой кулисы, с норда. Класс «Пассаик». Который из десятка близнецов — не угадать, да и не важно. Знакомый, значит. Думали ли американцы, когда разрешили русскому адмиралу облазить свежеспущенный на воду монитор от киля до клотика, что его знания пригодятся не на Балтийском заводе, а вот так? Итак, однобашенный монитор, два орудия — одиннадцать и пятнадцать дюймов. Промажет — Господа благодари, попадет — вечная память… Слабые русские орудия не могут пробить брони, разве в упор. Но у русского флота осталось еще одно оружие. Древнее, как моря…
Палуба под ногами вибрирует от первого залпа левого борта. Началось. Если б хоть не дымы за спиной!
— Всем. Сомкнуться. Самый полный.
Корабли один за другим репетируют сигнал. Ход нарастает. Из труб валит жирный дым — глотки топок ублажили маслом. Решающий сигнал.
— Всем! Ринуться на врага и таранить!
Лесовский смотрит на карманный хронометр, как будто способен подогнать неторопливую стрелку взглядом.
Полным ходом — десять узлов для самого медленного корвета — русская эскадра приближается к грозному противнику. Момент истины, растянутый на пятнадцать минут… Ставка сделана: ва-банк. Если бы не дым с юга, можно было бы сыграть в медленные танцы: маневрировать, менять галсы, бить в урез воды и по орудийным портам… Теперь же следует уничтожить врага быстро — потому что двух бронированных противников эскадра не переживет.
Короткий взгляд через плечо на позиции конфедератов. Форты острова Салливен, так не похожие на величественные укрепления Кронштадта, кажутся чудными серыми дюнами, лишь немного возвышающимися над низкой кромкой берега. Батареи южан молчат. Хотя без всякого бинокля видно, как сверкает солнце, отражаясь в оптике тех, кто наблюдает за боем с берега.
Снова щелкает крышка хронометра. Сколько можно разговаривать? Может, они там, на берегу, отправили запрос в столицу?
Мичман Алексеев со своей батареей ждет промаха. Если «Александру Невскому» придется пройти мимо врага — не важно, ударив того в низкий стальной борт или нет, — кормовая батарея откроет огонь. До тех пор… Терпение и готовность. В голове всплывает все, что удалось изучить про мониторы. Технологические отверстия расположены низко, при таране возвышенный нос фрегата вползет ему на палубу. Монитор макнет, и вода хлынет во все люки и щели. Но для того, чтобы вспрыгнуть на врага, а не толкнуть его, нужна скорость. Какая? Вся, какую удастся выжать не понимающему шуток механику!
Через три минуты монитор открыл огонь. Потом… Алексеев не вспомнил. Вспомнил руку, отнятую от лица — кровь. Вспомнил, как мотал головой, пробовал встать, удивляясь, что палуба превратилась в косогор, — получилось! Мелькнуло паническое: «Тонем?» Он был готов увидеть поднимающийся нос, стремительно подбирающуюся к его посту воду… Но не то, что в действительности представилось заливаемым кровью глазам.
Палубы — не стало. Гладкий, отполированный сотнями торопливых босых ног настил исчез. С утра плюнуть негде, такое сверкание, а теперь… Копны изломанного дерева, зияющие дыры, открывающие корабельное чрево. Острия заборов, склоненные рогатки… И — дым!
Глаза щиплет, но рассмотреть, что корабль все-таки идет вперед — можно. Страшный «противень» медленно разворачивается…
— Не уйдешь, — шипит мичман, сплевывая кровью. Страшная рана: язык прикусил… А до шканцев недалеко… Там наверняка потери. От кормовой батареи все равно теперь толку нет, обе пушки подбиты. По сторонам поднимаются выжившие, подают голос раненые. Почему он не приказал им следовать за собой? Потом это казалось таким очевидным…
…Вот и шканцы. Никого. Ничего. Искореженное дерево и гнутая труба для переговоров с машиной и румпельным отделением. Над головой — ни мачт, ни парусов. И — никого. Люди словно исчезли, словно океанская волна решила сыграть роль цензора и избавить чувствительную натуру командира ретирадной батареи от излишне натуралистического зрелища.
Из трубы донеслись неразборчивые звуки.
— Слушаю…
Неужели он услышит человеческий голос?
— Я не могу долго держать пары! Обшивка котлов дымится! Почему молчите?
Николай Федорович! Живой. И в машине, похоже, много живых. Но… Еще один взгляд из-под руки, сквозь едкий дым. Кашель.
— Самый полный.
— Поршень стучит… Еще несколько минут…
— Держите, сколько сможете. Будет удар — людей наверх. Все.
Собственного голоса Алексеев не узнаёт. Чужой. Хриплый. Твердый. Теперь — румпельное.
— Два румба лево.
— Есть два лево… — в голосе явное облегчение. Кто там? Неважно. Теперь главное, чтоб приземистый, округлый, короткий — но, по счастью, медлительный — монитор не ушел от разбитого форштевня.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88