— Ты не фотографировала. Стояла такая задумчивая… Явно размышляла о главном.
— Не помню, о чем, — призналась Жанна.
Они приблизились вплотную к постаменту. Теперь стали различимы выгравированные на глыбе карельского гранита скупые, но проникновенные и исполненные самых глубоких чувств слова: «Благоверному князю — благодарные потомки». И несколько правее надпись ханьская — четыре строки по четыре иероглифа:
Вэнь у ань жэнь
Ван чжи сы хай
Тянься вэй гун
Се минь лэ бай.[14]
Аккуратно лавируя между созерцающими памятник людьми, Богдан и Жанна подошли к постаменту вплотную. Богдан медленно, церемонно поклонился памятнику в пояс — положил у постамента половину букета — и выпрямился. Сразу за ним, словно тень повторяя его движения, выпрямилась его жена.
После они двинулись к Сладкозвучному Залу — где стараниями Фирузе, старшей жены Богдана, впервые заговорили друг с другом.
— Жаль, Зал закрыт днем, — уже понимая его намерения, сказала Жанна.
— Положим у двери, — ответил Богдан. — Это все равно.
При выходе на аллею, ведшую с поляны Всадника к Залу, Богдан вдруг остановился, прислушиваясь.
— Хо, — сказал он. На лице его проступила счастливая, совершенно детская улыбка. — Коллеги будущие! Сто лет этой песенки не слышал…
Облепив, будто галчата, одну из многочисленных скамеек, под аккомпанемент двух дребезжащих гитар с десяток развеселых парней и девчонок пели, то попадая в ноту, то кто во что горазд, однако громко, азартно и от всей души:
Мы не Европа и не Азия,
Но сожалений горьких нет.
Возникла странная оказия — да!
В последние полтыщи лет!
— Подойдем? — покосившись на жену, спросил Богдан.
— Как скажешь, любимый, — ответила Жанна. Она твердо решила с сегодняшнего дня на все просьбы и предложения мужа отвечать только так.
Не откажите мне в любезности
Прочесть со мною весь «Лунь юй» – у-юй!
Дабы, где мы гуляем, местности – да!
Приобрели благой фэншуй!
Они подошли.
С любопытством повернувшись к ним, ребята перестали петь.
— Последний экзамен стали? — спросил Богдан.
— Ага! — раздался в ответ нестройный гомон. — Так точно, драг прер еч!
— Законоведческое отделение великого училища?
— Ага!
А кто-то особенно честный добавил:
— Заочное. Очники вчера гуляли.
— Я вас по гимну узнал. Десять лет прошло, а ничего не изменилось, — сообщил Богдан Жанне. — Приятно…
— И нам приятно! — ответил звонкий девичий голос.
Букет стал меньше, и Богдан нес его уже в одной руке — поэтому супруги держались теперь под руки. И Жанна почувствовала локтем, как Богдан окаменел.
Она с тревогой глянула ему в лицо.
Нет, ничего. Только смотрит на ответившую ему девушку как-то… странно. Сама не своя от внезапно всколыхнувшегося неприятного чувства ревности, Жанна присмотрелась к девице внимательнее. Девица как девица — сидит на спинке скамейки с бутылочкой кваса в руке; штаны в обтяжку, просторная кожаная куртка… Красивая, хотя и вполне специфической красотой — ханеянка, наверное. А может, казашка. В таких тонкостях Жанна еще не научилась разбираться. Непроизвольно она взяла мужа под руку покрепче. «Мой!» И тут же вспомнила о Фирузе.
А Богдан, похолодев, думал в эти мгновения: «Нет. Нет. Не может быть».
Девушка как две капли была похожа на принцессу Чжу Ли[15].
— Желаю всем вам стать через пять лет сюцаями, — сказал Богдан. В ответ к лучезарным небесам торжественно вознеслись многочисленные руки с разнообразными бутылочками.
— Совет да любовь! — закричали развеселые юнцы и юницы, заметившие, видно, как супруги приносили в жертву Всаднику цветы. — Многая лета! Ваньсуй! Служим Ордуси!
Богдан и Жанна двинулись дальше. За спинами их с новой силой забренчали обе гитары.
Отринем напрочь колебания,
Вися в Великой пустоте!
И наше первое свидание – да!
Пройдет на должной высоте!
Ча-ча-ча!!!
«Ничего не скажу Багу, — думал Богдан. — Ничего. У них со Стасей, похоже, так сообразно все складывается — грех спугнуть… — Он вспомнил, как мечтала принцесса Чжу работать следователем, преследовать человеконарушителей на крышах… — Не может быть, — решительно сказал он себе. — Нет. Просто сходство».
«Не хватало еще, — думала Жанна, — чтобы он у меня на глазах ханеянку подцепил. И, главное, на той же площади, что и меня!»
Богдан обернулся. И Жанна, коли так, на всякий случай обернулась тоже.
Красивая девушка с раскосыми глазами смотрела им вслед.
Харчевня «Алаверды», 19-й день восьмого месяца, шестерица, ранний вечерИсторические места имеют обыкновение обрастать реликвиями, как днища ветеранов мореплавания — моллюсками.
Недавно над одним из столиков в харчевне Ябан-аги повисла на цепях массивная бронзовая дщица с гравированными в древнем стиле надписями по-русски и по-ханьски: «Здесь в 13-й день восьмого месяца 2000 года по христианскому летосчислению (девятый год под девизом правления „Человеколюбивое взращивание“) специальным Гонцом Великой Важности драгоценные императорские награды были вручены ургенчскому беку Ширмамеду Кормибарсову, срединному помощнику Возвышенного Управления этического надзора Богдану Оуянцеву-Сю и приравненному ланчжуну[16]Управления внешней охраны Багатуру Лобо».
