Книга Форма жизни - Андрей Ливадный

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110

В общем-то жизнь на Марсе Зыбову нравилась. К пятидесяти годам он успел многое сделать на старушке Земле: рано поседел, научился ценить покой и не доверять людям. Заработав приличные деньги на торговле недвижимостью, он в определённый момент осознал, что ритм земной жизни в конце концов доконает его, и билет на Марс в такой ситуации показался ему вполне разумным выходом. Не в привычке Зыбова было слепо доверять рекламе, и сначала он прилетел сюда с ознакомительной экскурсией, которая сама по себе стоила немалых денег, но поездка имела смысл — ознакомившись с конкретными предложениями, Зыбов подписал контракт, в результате которого корпорация «Дитрих фон Браун» получила его агентство со всеми активами, а он — полностью автоматизированную усадьбу на красной планете.

Размышляя здраво, Зыбов ещё ни разу не пожалел о принятом решении. Жизнь тут текла спокойно, размеренно, в окружении привычного ему общества состоятельных людей, но без нервотрёпки и прочих неприятных аспектов земного бизнеса. Жизнь на Марсе являлась не чем иным, как вполне нормальным, заслуженным отдыхом после многих лет борьбы за выживание в обществе, где плотность населения в городах уже вплотную подошла к цифре сто человек на один квадратный метр урбанизированной площади, а самое приземистое здание насчитывало не менее пятидесяти этажей.

Он закурил и вдруг поймал себя на мысли, что за два года, прожитых на Марсе, он в первый раз стоит у окна полутёмной комнаты и нервно курит. Такое состояние, привычное для земных будней, явилось неприятным напоминанием о прошлом.

Непонятно, чем было вызвано такое состояние — не то предчувствием, не то…

Он вздрогнул, потому что в конце просматриваемой из окна аллеи вдруг резко качнулась ветка кустарника и вновь послышался шум.

Некоторое время Зыбов пытливо вглядывался в сумрак.

Чёртовы роботы, — неприязненно подумал он, глубоко затягиваясь сигаретой.

Мысль не была случайной, она основывалась на стойкой фобии — Зыбов никогда не приветствовал излишней «человекоподобности» некоторых серийных моделей бытовых автоматов, а в последнее время производящие этот тип техники новоазиаты совсем рехнулись — приспособились вживлять в свои машины искусственно выращенную нервную ткань… «Конечно, иметь в доме прислугу необходимо, но хорошо, что нам не достались эти новинки…» — подумал он, щелчком отправляя окурок за окно. Проследив за полётом мерцающего уголька, который, ударившись о покрытие садовой дорожки, разлетелся гаснущими брызгами искр, Зыбов собирался вернуться в постель, но в этот момент в сумерках опять промелькнула какая-то тень, едва заметная в бледном спектре дневного света, проникающего сквозь остеклённые стены расположенных неподалёку оранжерей.

Он напрягся, непроизвольно подумав, что рано решил избавиться от привычки хранить в спальне огнестрельное оружие, — судя по дрожи, которая предательски прокралась от спины к затылку, вес автоматического пистолета в руке был бы сейчас лучшим успокоительным.

— Эй, кто там?! — хрипло осведомился Зыбов.

На улице стояла мёртвая предрассветная тишь.

В конце садовой дорожки, которая вела от крыльца дома к воротам, опять показалась тень. Зыбов невнятно выругался. На этот раз силуэт оказался вполне узнаваемым — по дорожке к брошенному окурку шёл дройд…

Кэтрин как-то умудрялась различать их, даже придумала каждому имя, но он не снисходил до подобного рода дурацкой привязанности к металлическим истуканам, ограничившись светящимися в темноте цифрами, которыми пометил свои машины…

Этот не носил на себе личного клейма Зыбова.

Приблудился, что ли? Может, с соседней усадьбы, от Мартинов?!

Дройд, едва слышно шелестя своими сервоприводами, подошёл к истекающему дымком окурку и подобрал его. Зыбов продолжал неприязненно следить за испугавшей его машиной.

Сейчас уберёт мусор и свалит, — подумалось ему, но нет… андроид зажал окурок между пальцами и вдруг… затянулся!

Зыбов стоял, не смея вздохнуть. Вырвавшийся из подсознания страх, который он тщательно скрывал в повседневной жизни, вдруг ледяными когтями вцепился в горло, не давая сделать очередной вдох.

Я так и знал… Эти новомодные штуки до добра не доведут…

Пока эта мысль оформлялась в голове оцепеневшего человека, андроид ещё раз попытался сделать затяжку, но мало преуспел в своём обезьянничестве. Зыбов не обладал глубоким знанием робототехники, но мог поклясться, что за прорезиненными губами механического ублюдка располагалось всё, что угодно, но только не гортань, ведущая к лёгким…

Дройд, похоже, начал подозревать нечто подобное.

Вытянув руку, он посмотрел на дымящийся окурок, который уже истлел до самого фильтра, и Зыбов вдруг услышал синтезированный голос машины:

— Что со мной случилось?.. — Дройд обернулся, посмотрев на расположенную неподалёку оранжерею. — Куда, мать вашу, подевался Нью-Гарлем?.. Где я?..

Зыбов медленно попятился от окна, споткнулся о кровать и с грохотом упал, повалив подставку с искусственными цветами.

Кэтрин испуганно вскрикнула, проснувшись.

— Что случилось?! — Она нашарила рукой выключатель и в свете прикроватного ночника увидела мужа, который, вскочив с пола, лихорадочно натягивал халат.

Он не ответил на её вопрос — просто выбежал вон, и перепуганная женщина услышала, как через приоткрытую дверь спальни доносится его ругань и тяжёлый, характерный звук открывшегося бронированного сейфа, в котором Зыбов держал документы и автоматический пистолет.

Спустя пару минут на улице оглушительно хлопнуло несколько выстрелов.

* * *

Земля

Квартира Френка Лаймера

Одиночество вошло вместе с ней в гулкие, ставшие чужими и незнакомыми стены трёхкомнатной квартиры на низковысотной фешенебельной окраине города.

Авария на производстве… Сощуренные глаза Майлера фон Брауна таили в себе ложь — чем больше Мари думала об этом, тем более убеждалась, что официальная версия событий — притянутая за уши чушь, призванная успокоить родственников тех, кто погиб на этом проклятом перерабатывающем комплексе…

Её жизнь внезапно оказалась разбитой вдребезги. Не было сил смириться с этим, а покрасневшие глаза оставались сухими, словно у неё действительно что-то перегорело внутри.

Есть особая близость родителей и детей, когда взросление последних не мешает этим чувствам. После смерти жены Френк Лаймер проявлял особую заботу о дочери — девочка росла рядом с ним, как тонкая лоза, обернувшаяся вокруг надёжного ствола приютившего её дерева.

В семь лет она впервые побывала на Марсе.

Этот факт мог сказать о многом, например о том, какой вес имел её отец в корпорации «Дитрих фон Браун». Путешествия девочки до Марса и обратно — не загородная прогулка и не командировка в соседний город, а он дважды брал её с собой и только в этот, третий раз полетел один. Мари уже выросла, у неё начала складываться своя жизнь, на носу были выпускные экзамены и ещё куча разных дел, казавшихся ей такими важными, значимыми.

— Я понимаю твоё недоумение, Юна. Для тебя окружающий мир — данность, к которой ты привыкла. Но попытайся подумать, сколько лет нашему городу и этим приспособлениям, позволяющим нам дышать и утолять жажду?

— Не знаю… Наверное, много.

— Им тысячи, а может, и десятки тысяч лет. Вдумайся в эту цифру и заодно вспомни, что я показывал тебе во время прошлой вылазки на поверхность. Помнишь разрушенный город под открытым небом, чёрные стволы деревьев? Разве они не заставили тебя задуматься над сегодняшним положением вещей?

— Ты спрашиваешь, поняла ли я, что раньше всё было иначе? — переспросила Юнона. — Да, поняла. Только какой прок от этих знаний, отец? Тот город мёртв, его дома разрушены, даже земля потрескалась от дневного зноя и ночного холода. Там могут выжить разве что одичавшие сервы или изменённые.

— Правильно. Мы вынуждены прятаться в древних убежищах, которые называем городами, влачить жалкое существование, вести отчаянную борьбу за каждый сделанный вдох, каплю воды, брикет пищевого концентрата. Но ты своими глазами видела: наши предки могли жить под открытым небом, их разрушенные города несут на себе печать великолепия, а мы ютимся в подземных норах, и только врождённое невежество позволяет большинству людей мириться со своей незавидной участью.

— Но мы же не можем обратить время вспять, верно?

Герон кивнул.

— Здесь ты права, Юна. Мы не можем вернуть Селену его былое великолепие. Когда я был молод, то провёл долгие годы в странствиях. Моим учителем, который вложил в разум юноши долю пытливого любопытства, стремление понять суть произошедшего в далёком прошлом, был старый, мудрый изменённый, который жил как отшельник посреди смертельных равнин.

— Ты общался с изменённым, отец?! — Юнона в ужасе привстала, но Герон спокойным, ласковым жестом усадил её назад на скамью:

— Да. Его звали Гоум, и можешь мне поверить: старик отличался от «нормальных» людей лишь тем, что был способен выжить там, где в течение нескольких часов погибнет любой из жителей городов.

Слушая отца, Юнона смертельно побледнела. Что за странные страшные слова… Она видела изменённых лишь издали, но, помимо внешнего уродства, иногда принимающего самые отвратительные формы, за них говорили те дела, что творили на просторах Селена банды потерявших человеческий облик отщепенцев. Пользуясь своей способностью к выживанию в экстремальных условиях, они нападали на мирные города, нарушали их защиту и герметичность, убивали мужчин, насиловали женщин, а потом уходили, навьючив на невесть как приручённых сервов награбленное имущество горожан, нисколько не заботясь о тех, кто сумел избежать смерти во время набега. Они прекрасно знали, что дневная жара и ночной холод вкупе с разреженным, малопригодным для дыхания воздухом добьют выживших или, если повезёт, заставят их мигрировать в другие поселения…

Так была разрушена Аулия, где родилась Юнона, и вот теперь отец говорит, что её мать сама была изменённой, а он в юности являлся учеником одного из изуродованных проклятием Селена изгоев.

От таких мыслей мутилось в голове, и мороз пробегал по коже, заставляя девушку бледнеть и вздрагивать, однако отец, видя, какое гнетущее впечатление производит на дочь его рассказ, тем не менее продолжил:

— Тысячи лет назад Селен был прекрасной процветающей планетой. Старик Гоум поделился со мной многими тайными знаниями, недоступными разуму обычного смертного. Он был лекарем, учёным, который пытался постичь природу изменения, а заодно понять, что произошло с нашим миром?

Юнона молча и напряжённо ждала продолжения рассказа, не реагируя на вопросительные интонации в голосе Герона.

— Ты должна на миг перестать думать о тех бандах отщепенцев, что скитаются по равнинам Селена. Они действительно изуродованы как внешне, так и внутренне. Злоба, невежество и ненависть толкают их на разбой. Могу сказать, что большинство из них когда-то были нормальными людьми, которые по своей неосторожности подверглись изменению во время выходов за пределы городов. Они воспринимают произошедшее с ними как проклятие, и следует признать, что муки внезапного изменения вполне оправдывают такую мысль.

— А что такое изменение, отец?! — дрожащим голосом спросила Юнона.

Герон присел на скамью.

— Я не могу ответить тебе прямо и односложно, Юна, хотя знаю истину. Ты просто не воспримешь её, испугаешься ещё больше… Прежде чем понять природу изменения, задумайся, вспомни, что тебе известно о Селене периода расцвета цивилизации, и попробуй сама сравнить, что сохранилось с той поры, кроме руин и городов-убежищ?

Девушка машинально закусила губу, пытаясь вспомнить всё прочитанное в древних книгах, содержание которых она зачастую воспринимала как красивую сказку или несбыточную мечту, и, выполняя просьбу отца, мысленно сравнила эти познания с той реальностью, что окружала её в повседневной жизни.

— Сервы? — наконец неуверенно произнесла она.

— Да, — кивнул отец. — Они совершенно не похожи на нас по своей природе, многие люди считают их исчадиями тёмной стороны планеты, куда не достигает свет Владыки Ночи, но ты должна понимать, что это — невежественные суеверия. Сервы были созданы людьми и в древности служили нам, облегчая быт, выполняя тяжкую работу…

— Но они…

— Не перебивай, Юна. Дай мне высказаться до конца.

— Извини, отец…

Герон украдкой посмотрел на дочь и продолжил:

— Никто не знает, что случилось с Селеном, почему солнце стало таким жгучим, а ночи ледяными. Даже мой учитель Гоум не мог объяснить, отчего с каждым годом воздух становится всё более разреженным, но он открыл мне глаза на природу диких сервов. По его словам, когда в древности с Селеном произошла катастрофа, люди укрылись в убежищах, а миллионы сервов были предоставлены сами себе. На них не воздействуют дневная жара и ночной холод… вернее сказать, для этих созданий условия внешней среды не играют такой критической роли, как для всего живого. Гоум знал, что все машины, населяющие современный Селен, когда-то были созданы людьми, а значит, любой из сервов изначально нёс какую-то полезную функцию, просто, в результате затянувшейся на века катастрофы, они на самом деле «одичали», утратили своё первоначальное предназначение. Люди спрятались в подземных городах, природа Селена погибла, и сервы, предоставленные сами себе, начали приспосабливаться к условиям окружающей среды. Они стали видоизменяться, совершенствоваться, понимаешь? Старик Гоум называл этот процесс термином «эволюция».

— Ты хочешь сказать, отец, что заросли металлических кустов, плюющиеся деревья и вся летающая или ползающая нечисть — это всего лишь машины наших предков, изменившиеся до полной неузнаваемости?

— Ты абсолютно права, Юна. Стоит лишь добавить, что, при всех видимых изменениях, часть современных сервов по-прежнему хранит память о своём былом предназначении.

Юнона сокрушённо покачала головой:

— Всё равно, отец, я не понимаю, почему ты так спокойно говоришь об исчадиях тёмной стороны. Сервы — причина многих несчастий, ведь именно плюющиеся металлические кусты распространяют проклятие изменения.

Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110