Оскан пожал плечами.
— Это не так уж и сложно. Моя мать знала, что умирает, и перед смертью научила меня всему, что нужно знать.
— Что же это за целительница, которая не может излечить себя? — не подумав, ляпнула девочка, и от смущения пальцы у нее на ногах сами собой поджались.
Оскан долго смотрел на нее, а Фиррина с трудом удерживалась от того, чтобы не ерзать под этим пристальным взглядом.
— Только богиня способна излечить любую хворь, — наконец сказал знахарь.
Фиррине показалось, что ей дали пощечину, хотя голос юноши оставался ровным и безмятежным. Оскан как ни в чем не бывало подбирал хлебом остатки подливы, не показывая и тени злости.
Тогда Фиррина бросила всякие попытки вести светскую беседу и замкнулась в гордом молчании. Солдаты уминали уже по второй порции жаркого, а дождь без устали полосовал кроны деревьев клинками-струями. После ужина Оскан собрал все плошки и аккуратно поставил стопку на стол.
— Скоро стемнеет, — сказал он. — Вы можете остаться на ночь.
— Это невозможно! — почти прокричала Фиррина.
Ее почему-то привела в ужас одна мысль о том, чтобы провести еще какое-то время с этим странным юношей.
— Нам здесь негде спать, — заявила она.
— В дальней пещере достаточно одеял. Пусть один из ваших людей их принесет.
— Король ждет меня домой, — твердо сказала девочка и едва не засмеялась от облегчения, услышав стук копыт.
Она кинулась к выходу из пещеры и увидела эскорт из десяти всадников, которых вел ее гонец. Очевидно, она оказалась права. Редрот и правда ждал ее домой.
— Собирайте свои пожитки и седлайте коней, — приказала она, обнаружив, что к ней вернулась способность командовать. Оскану же сказала: — Мы оставим раненого у тебя, а позже пришлем за ним лекаря.
Глава 4
Впереди Фиррину ожидал целый день занятий: арифметика, география, естествознание и вдобавок жуткий предмет, который Маггиор Тот называл «искусством алхимии». Ну зачем отец решил обучить ее наукам? Почему бы не свалить всю бумажную работу на писцов, секретарей и прочих головастиков, как называл их Редрот. Сам-то он даже имени своего не мог написать и тем не менее умудрялся править королевством уже больше двадцати лет, полагаясь лишь на свой здравый смысл и изворотливость. Так почему она, Фиррина, должна учиться письму, счету и прочей зауми, если это мешает ей быть собой?
«Потому что времена меняются, и я хочу, чтобы моя дочь знала свое место в мире и как его удержать!» — бубнил в ее памяти голос отца.
Итак, допустим, мир и вправду меняется. Но какой ей-то толк от того, что она будет знать, какие товары купцы вывозят с Южного континента? Или как высчитать площадь поверхности цилиндра? Или как сварить превосходное средство от водянки? Фиррина полагала, что никакого, но раз уж отец решил, то она должна выучиться и стать не хуже тех ученых головастиков, которым до королевского престола как до луны.
— Итак, ваше высочество, могу ли я предположить, что вы подготовили выполненное задание по арифметике? — спросил Маггиор Тот.
Фиррина молча и надменно вручила ему стопку листов. Ну как этот коротышка умудряется заставить ее чувствовать себя виноватой, даже если она сделала домашнее задание? Да она могла убить его множеством способов один другого страшнее, причем сделала бы это быстрее, чем он успеет поправить свои странные стекла на кончике носа! И все равно она чувствовала себя виноватой.
Ее наставник недовольно восклицал что-то вполголоса, разбирая кривые и пляшущие строчки.
— Что ж, ответ-то верный, но вот как вы пришли к такому заключению, остается для меня загадкой.
— Если число правильное, то какая разница? — с досадой спросила Фиррина.
— Разница есть, потому что тогда я бы поверил, что вы выполнили вычисления, а не просто догадались, каким должен быть результат.
Принцесса считала, что в арифметике главное как раз результат, но не стала ничего говорить.
— А теперь скажите мне, что означают сии каракули? — спросил наставник, ткнув пальцем в пестрящую кляксами писанину.
Фиррина пожала плечами. Маггиор Тот мысленно прикинул, как далеко он может зайти, прежде чем девчонка взорвется и спустит на него собак. Решив, что ей просто не терпится поскорее покинуть мир знаний и провести остаток дня с дружинниками своего отца, учитель с достоинством отступил:
— Ладно, будем считать, что вы получили ответ в уме, логически поразмыслив, верно?
Девочка снова пожала плечами, и наставник отошел к своему столу. За окном цвел сад. По правде сказать, когда Маггиор Тот только прибыл учить принцессу, этот сад глубоко поразил его. Весьма неожиданно было обнаружить прекрасный уединенный уголок в самом сердце мрачной крепости Фростмарриса. Сейчас на розовых кустах красовались восхитительные цветы, в каждой аккуратно постриженной зеленой изгороди алело определенное количество ярких бутонов. Но даже ухоженные растения уже начинали увядать, и листья изящных и хрупких деревцев и кустов окрасились багрянцем. Учителя вдруг кольнуло в сердце осознание того, что тяжелая айсмаркская зима совсем не за горами…
— В оставшееся время займемся географией, — сообщил Маггиор принцессе. — Сосредоточимся на Южном континенте… — (Фиррина застонала), — в частности, на военном флоте и том, какую роль он сыграл в победе над корсарами и зефирами в Срединноморском сражении.
Ученица просветлела, и Маггиор Тот попытался убедить себя, что вовсе не так уж далеко отходит от канонов преподавания. Хотя на самом деле он с каждым днем уходил от них все дальше. Едва ли не на всяком уроке, чтобы хоть как-то удержать внимание ученицы, приходилось рассказывать о военных действиях. Он утешал себя лишь тем, что однажды Фиррина станет королевой Айсмарка и тоже поведет войска в бой. Неудивительно, что королевская дочь такая воинственная и не проявляет ни малейшего интереса к мирным знаниям. Хорошо еще, если к концу обучения она будет способна написать осмысленное предложение, самостоятельно читать письма и обсуждать расходы с квартирмейстером. А пока наставнику оставалось лишь стремиться вознести ученицу к вершинам научной мысли и надеяться, что его усилия помогут ей вскарабкаться хотя бы на малую горушку познания.
Маггиор изобразил на доске позиции враждующих флотилий, и Фиррина радостно перерисовала их в свою тетрадь. Но внимание учителя снова привлек сад за окном и признаки неотвратимо приближающейся зимы. Если бы только он мог уехать до того, как задуют пронзительные ветры и нагрянут снежные бури, пока всепроникающий мороз не разрисовал каждое окно ледяными листьями папоротника! На родине Тота, на южном берегу Срединного моря, зимой лишь иногда накрапывал дождик и дни стояли едва ли прохладнее весенних. Там вина были сладкие и зрелые, там люди пели глубокими голосами прекрасные песни, и эти дивные напевы убаюкивали Маггиора, даруя спокойствие духа, которое он уже растерял здесь, в этом суровом северном краю…
