Он огляделся, боязливо присел рядом.
— Сейчас я погадаю тебе на картах.
— Большое спасибо, но лучше не стоит.
— Непременно надо погадать. — И, не слушая возражений, он извлек из внутреннего кармана жилета засаленную колоду карт. — Ладно, так и быть, сделаем по сокращенной программе. Времени нет. Я просто помогу тебе разобраться со своим настоящим, с тем, что можно назвать твоей ситуацией.
Я равнодушно посмотрел на него.
— Сними, — распорядился он.
— И не подумаю.
Пожиратель огня вздохнул, словно устал возиться с непослушным ребенком.
— Ну-ну-ну, — забубнил он, снимая резинку с колоды и протягивая ее мне, — подрежь.
Я скрестил руки на груди и пристально посмотрел на него.
Он недовольно поморщился и, сделав вид, будто смотрит в какую-то не слишком отдаленную точку, принялся тасовать карты.
— Ладно. Сократим программу. По одной-единственной карте определяем окончательную развязку твоей нынешней ситуации.
— Нету меня никакой ситуации, — передразнил я.
— Врешь. Твоя ситуация, братец, весьма печальна.
При всей уверенности, с какой прозвучал этот бред, я сохранял спокойствие. Любопытно посмотреть, как он будет выбираться из тупика, в который сам себя загнал. Циркач предпочел истолковать мое молчание как растерянность.
— Что ж, пусть будет так. Я сам беру за тебя карту.
— Но тогда это будет уже не моя карта — твоя.
Он молча продолжал тасовать колоду, затем положил ее на столик между нами:
— Тащи карту. Она будет моей. Потом мой черед, и эта карта будет твоей. Вопросы можно вслух не задавать, ведь мы и без того знаем, о чем идет речь. У меня особые карты, с обозначением главных загадок природы.
Я вздохнул, на сей раз лишь притворяясь безучастным.
— Ладно. Но я тащу первым.
— Идет.
Я вытянул карту и положил ее перед ним. Оказалась Луна — полумесяц, упирающийся концами в две башни и устремляющий мрачный свет куда-то вниз. На переднем плане — собака с волком, воющие на луну, позади них из пруда незаметно выползает большой красный рак.
Фокусник нахмурился:
— Черт. Дело швах.
Он невнятно забормотал что-то, будто тайное заклинание произносил.
— Ну?
— Плохо мое дело. Мне-то хотелось Звезды, а выпало это. Раздрай. Разочарование. Болезнь. А она мне что присылает? Предательница. Я бы ее ни за что не предал, — добавил он печальным голосом клоуна.
— Кого — ее? — Я пожал плечами. — Карты показывают, что ты суешь свой нос куда не положено? И кто-то решил с тобой рассчитаться?
Он задумчиво покачал головой.
— Это не повод для шуток. Что-то здесь не так.
— Да неужели? Похоже, ты и впрямь не шутишь.
— Теперь твоя очередь. — Ему явно не терпелось узнать, что обещают карты мне. — Тяну.
Он вытянул карту и бросил ее на столик передо мной. Она упала вверх ногами. На карте был изображен некто, похожий на священника. В одной руке он держал крест, другая поднята в знак благословения. Называлась карта «Служитель Господа».
— Мне это ни о чем не говорит, — промолвил я. — Растолковал бы, что ли.
— Вот-вот, сейчас растолкую. — Он яростно почесал голову. — Эта карта говорит, что ты — долбаный идиот. — Он разразился самодовольным смехом. — Высокомерие и бессилие. Слабость. Провал. Уловки. Обидчивость. Тебе кажется, что ты на коне. Но это не так. Ты катишься в пропасть, дружок. Так что смотри в оба.
— Примерно этих слов я от тебя и ожидал.
— Правда? — ухмыльнулся он на свой особый манер. — Ну что ж, значит, одно очко я уже заработал, верно?
Ответить я не успел — к соседнему столику подошел официант.
Пожиратель огня схватил бокал с виски, к которому я едва прикоснулся, осушил его одним глотком и поспешно заковылял прочь.
Я остался сидеть, кивнув официанту, чтобы принес счет. Один из двух мальчишек, что прежде внимательно наблюдали за представлением, копался в вещах пожирателя огня, за каковым занятием тот его и застал. Другой натягивал себе на лицо пластмассовую собачью маску и хитро подмигивал приятелю. Пожиратель огня накинулся на них с ругательствами. Они в испуге, но по-прежнему заинтригованные, подались в сторону. Взяв бутылку с керосином, он протянул ее мальчишке с собачьей маской, а свободной рукой прикрыл рот, словно приглашая выпить. Затем выхватил у паренька маску и нашарил на земле камень, угрожая швырнуть его в ребят. Те отпрыгнули, но при этом один задержался, чтобы раскурить потухшую сигарету, затем передал ее приятелю. Остановившись поодаль, они повернулись к пожирателю огня и захохотали.
Я прошел внутрь кафе, в туалет, а когда вернулся, пожиратель огня, прихватив весь инструментарий, а также собачью маску, уже ушел.
Я неторопливо побрел к берегу моря. Никогда не считал себя суеверным, однако эта случайная встреча меня смутила. Раньше мне удавалось избегать встреч с людьми, которых я предпочел бы забыть, но в Готическом квартале полно всяких призраков, а, согласно испанской пословице, они предвещают беду. У меня возникло ощущение, что я едва ли не сам, откуда-то из прошлого, вызвал к жизни этого пожирателя огня. Нельзя было также исключить весьма раздражающей возможности, более того, вероятности, что, несмотря на все свои скособоченные мозги, он и впрямь узнал меня. Пришло в голову и кое-что еще. Когда этот тип наклонился ко мне через столик, мне сразу показалось, что вытатуированный у него на груди дракон являет собою некое воплощение природы этого человека, которую он и не думает скрывать. Пожиратель огня — разрушительная сила, это образ хаоса.
Что-то ощущается в воздухе… Менее чем за двадцать четыре часа мне случилось стать участником целого ряда вроде бы не связанных между собой событий. Ограбление, приглашение в музей Миро, Нурия, пожиратель огня — все это наводило на неприятные подозрения, будто материальный мир и внутренняя работа мозга каким-то образом взаимосвязаны. Они переплетаются, они нераздельны, и когда уходит в тень одно, за дело берется другое.
Будь начеку, говорил я себе. Только и всего. Очень просто, не так ли? «Ты катишься в пропасть… смотри в оба», — вспомнил я его слова.
Средиземное море было теперь прямо передо мною, и я двинулся берегом на север. У причала покачивались яхты. Показался большой деревянный парусник, таких уж давно не строят. Алые паруса обмотаны вокруг мачты. Ярко-красные полосы и свежеотполированные темные борта судна выделялись на голубом фоне моря и неба. Почему паруса алые? Какие глубины исследовали мореплаватели, решая выбрать именно такой цвет? Столь туго обмотанные вокруг деревянной мачты, они, казалось, заключали в себе подавленную энергию, потаенную эротику. А когда трепетали в открытом море, когда корабль летел по волнам, напоминая огромную алую розу в цвету, что за вид являли они собою в глазах привязанного к земле крестьянина, оторвавшегося на секунду, чтобы взглянуть на них, от лущения гороха или прополки капустных грядок? И что за невыразимая тайна и позабытые устремления заключены в видении алого судна, рассекающего воды яростного голубого моря?
