Чайник вскипел, и я высыпала пенне в кастрюлю.
— Извини, — снова сказала я. — Ты прав, я сегодня немного не в духе. Кажется, голова сейчас разболится.
Трубочки макарон набухали в воде подобно скрученным обрезкам коричневого картона — похожим на гильзочки от туалетной бумаги из кукольного домика; впрочем, даже его жителям вряд ли пришло бы на ум бросать в кастрюлю картонные трубки и варить их на ужин. Я моргнула и перевела взгляд на Кристофера. Он тоже смотрел на макароны.
— Что с тобой? — спросил он. — Что-нибудь случилось?
— Да нет, вроде бы ничего не случилось. Пройдет. Приму обезболивающее. Что сказала мама?
— Сказала, что перезвонит завтра. А потом, как обычно, бросила трубку.
— Понятно.
Стараясь не встречаться с ним взглядом, я взяла со стола газету и открыла ее на странице с кроссвордом — я разгадывала их каждое воскресенье. Этот я уже почти закончила еще на прошлой неделе, не хватало только одного ответа — я записала нужное слово на полях газеты: мне казалось, оно подходит, но почему, я не знала. Теперь в свежем выпуске можно было проверить ответы, и оказалось, что я все-таки была права. Как-то раз, дождливым утром в понедельник, мы с Роуэном сидели в библиотеке и решили кроссворд вместе — нам пришлось заглянуть в огромный покрытый плесенью атлас, чтобы отыскать там озеро в Австралии и столицу Корсики. В то утро дела пошли наперекосяк: мы собирались, как обычно, пойти обедать, но тут Роуэн получил сообщение от Лиз о том, что у нее мигрень, и вместо обеда поехал домой. Он дрожащими руками затолкал вещи в дряхлый тряпичный рюкзак и, едва попрощавшись, выбежал из библиотеки. Вдруг вспомнив все это, я взяла с кухонного стола механический карандаш и села на диван. Я никак не могла сосредоточиться, пока наконец не поняла, что Кристофер так и стоит на прежнем месте.
— Джош не звонил? — спросила я. — Как он после вчерашнего?
Кристофер закатил глаза.
— Кто ж его знает!
— А от отца ничего не слышно? Как там Бекка?
— С отцом я тоже еще не говорил. Сам ему позвоню после ужина.
Мы ели, сидя перед телевизором, я продолжала возиться с кроссвордом, и Кристофер время от времени тоже в него заглядывал, будто кроссворд был моим любовником, а Кристофер поставил перед собой задачу во что бы то ни стало застукать нас вдвоем. Но все же большую часть времени он смотрел передачу о домах с привидениями. Я терпеть не могла передачи о домах с привидениями, и Кристофер об этом знал. Я ела так быстро, что чуть не подавилась макарониной. Наконец откашлявшись, я поставила тарелку в мойку и с газетой в руках пошла к лестнице.
— Что будешь делать? — спросил Кристофер.
— Приму ванну. Не буду тебе мешать разговаривать с отцом.
— Ты мне не мешаешь, — бросил он мне вслед, но я все равно ушла.
— После ванны кашель не такой ужасный, — объяснила я и снова закашлялась.
Я лежала в ванне не меньше часа — Кристофер уже давным-давно поговорил с отцом и снова взялся за пилу. В каждом кроссворде обязательно было такое слово, которое, казалось, вписали туда специально для меня, и мне всегда хотелось рассказать об этом Роуэну. Сегодня главным зашифрованным словом был «Космос, заключенный в одно стихотворение (восемь букв)». Спустя некоторое время я положила газету на мокрый пол в ванной, заставила себя прекратить думать о Роуэне и стала размышлять о том, что же, черт побери, мне делать с нашими отношениями с Кристофером. Может, нужно что-то ему сказать? Даже теперь, много лет спустя, мне иногда снилась Бекка — как ее веснушчатое смеющееся лицо становится каменным при виде меня.
Бекка была сестрой Кристофера. Она жила в Брайтоне со своим мужем Энтом. Недавно у них родилась третья дочь, роды прошли не слишком удачно, и Бекке пришлось временно закрыть магазин, где она продавала украшения, которые сама же и делала. Дрю, брат Энта, был актером, и в конце девяностых мы с ним обручились — тогда-то я и познакомилась с Кристофером. На протяжении нескольких лет все мы проводили время вместе — устраивали веселые чаепития и разные «мероприятия» в огромном доме Бекки и Энта. Как раз после того, как у меня вышла первая книга Зеба Росса, Дрю снялся в своем первом серьезном сериале, где играл молодого и недалекого помощника следователя, а следователь этот был большим любителем литературы. Спустя пару лет мы устроили вечеринку в честь миллениума, куда все, кроме нас с Кристофером, явились в костюмах жуков. Но скоро жить в Брайтоне стало слишком сложно, и я сбежала в Девон вместе с Кристофером. Для него это был родной город, а для меня — экзотическое место, во всяком случае первое время мне так казалось. С тех пор как мы покинули Брайтон, Бекка с нами почти не разговаривала, хотя Кристофер и съездил к ним на Рождество, чтобы попытаться все уладить. Дрю почему-то винил в случившемся Бекку и тоже уехал из Брайтона. А она из-за всего этого «чуть не разошлась» с Энтом.
Я смутно припоминала первый синопсис, который составила к своему «настоящему» роману — тогда я планировала назвать его «Песочный мир». Я собиралась написать о компании длинноволосых и стройных молодых людей, живущих в Брайтоне. Они должны были употреблять крутые наркотики, слушать крутую музыку и трахаться друг с другом на протяжении восьмидесяти тысяч слов, после чего роман в общем-то и заканчивался. Такой сюжет хорошо вписывался в понятие Zeitgeist,[8]которым любил оперировать мой литературный агент, но книге недоставало фактуры, и тогда я добавила туда опасное любовное увлечение главного героя. А еще ввела философскую линию — тему гедонизма — и превратила героев из городских бездельников в студентов. Я написала много бессмысленных глав о нигилизме и потом их уничтожила. В итоге я решила, что все должно завершиться концом света, но получилось плохо, и тогда я сделала так, чтобы читатель гадал, что же все-таки на самом деле произошло в финале — конец света или показ фейерверков на острове Сарк, а может, на каком-нибудь другом из Нормандских островов. А потом я убрала роман в стол и написала очередного «зеба росса», а за ним — очередную «ньютопию», потому что мне нужны были деньги.
Снова вернувшись к «Песочному миру», я выбросила почти все, что там было, изменила заглавие на «Следы», задумала переместить героев в Девон и принялась за изучение всяких вопросов, связанных с окружающей средой. Главным героем я сделала ученого, а потом решила, что получится достовернее, если он будет писателем, который хотел бы стать ученым. В последнее время я пыталась переделать роман в большую трагедию, но и с этим у меня что-то не заладилось. Я уже давно заметила, что всегда пытаюсь отразить в будущей книге свою теперешнюю жизнь, и то и дело выбрасываю фрагменты, которые оказываются слишком уж личными. Я уничтожаю их без всякой жалости, словно компьютерных злодеев в нарисованных коридорах космической станции. И я так до сих пор и не поняла, что с этим делать. Я ввела в книгу нового персонажа — писателя из Нью-Йорка, который кромсает свой роман до тех пор, пока тот не превращается в хокку, а потом он и эти жалкие строки выкидывает. В конце концов от писателя своего я тоже избавилась. Раз, и готово! Кто следующий? За последние несколько лет я придумала двух сестер по имени Ио и Ксанде, которые потеряли все что имели; стройку с желтыми подъемными кранами; занюханную гостиницу и ее владелицу — депрессивную старуху по имени Сильвия; невнимательного бойфренда; женатого любовника; девушку в коме, которая рассказывает историю всей своей жизни в реальном времени; реанимационный аппарат с выходом в интернет; харизматичного учителя физики начальных классов по имени Дилан; идиотское телешоу; расширенную версию игры «Риск», которая не приводит ни к чему хорошему; людей, оказавшихся запертыми в сауне; автокатастрофу; татуировку с тайным смыслом; сны о мире, в котором закончилась нефть и города наполнены мерцающими огоньками свечей; крушение самолета; обманщика; героиню с обсессивно-компульсивным расстройством, которая следует всем написанным инструкциям, какие попадаются ей под руку; пугающие послания в рекламной корреспонденции; милого мальчика-подростка на скейтборде — и много чего еще. Все это я тоже уничтожила. Резиновые утята бегут друг за дружкой, а ты их боксерской перчаткой — раз, раз, раз!
