— Правда. Что ж я, по-твоему, врал, что ли?
По тому, как Филипп смотрел на него, было ясно, что он ищет ответа именно на этот вопрос.
— Тогда почему она не предупредила нас о нападении мутов?
— У нее не всегда получается. К тому же тогда ночь была, она спала.
— Ясно… Насчет всего нашего предприятия она что-нибудь говорила? В смысле — чем все кончится?
— Нет.
— Так оно и лучше, — пробормотал Филипп с невеселой усмешкой.
Свет поднявшейся над лесом луны падал на его гладко выбритое, красивое, хотя и несколько угрюмое из-за тяжеловатого подбородка и словно бы нахмуренных густых черных бровей лицо. Такие правильные лица теперь, во времена всеобщего вырождения, вызванного голодом и всевозможными болезнями, были редкостью. Сейчас это лицо показалось Святославу особенно мрачным.
— Что-то я тебя не понимаю, — сказал он. — Ты вроде недоволен, что Мария нам пока ничего не предсказала, но чтобы предсказала, тоже не особо хочешь.
— Тут и понимать нечего… Если она предупредит об опасности — это хорошо, а насчет будущего — так лучше не надо.
— Почему? — спросил Святослав, а сам подумал: «Вдруг это он? Если предатель — Филипп, то действительно, с его точки зрения, нам своего будущего лучше не знать».
— Потому что мы смертники, — ответил Филипп. — Ты ведь и сам понимаешь…
«Да, оптимистом его не назовешь… А может, он завел этот разговор для того, чтобы побольше выпытать про Марию, про ее способности? — мелькнула у Святослава новая мысль. — Предателя они должны беспокоить. Интересный расклад получается…»
— У тебя есть семья? — поинтересовался он.
— Нет. По-моему, надо быть сумасшедшим, чтобы заводить теперь семью. Одному легче. — На его лице промелькнула горькая гримаса. — Боишься только за самого себя.
— Ты вроде не из пугливых, — заметил Святослав, стремясь продолжить разговор.
— Да… Когда дело касается меня самого.
Филипп присел на колоду рядом со Святославом и, глядя себе под ноги, сказал:
— Я был мальчишкой, когда бандиты убили мою семью. Родителей, брата и двух сестер. Старшей тогда исполнилось восемнадцать, а младшей всего четырнадцать. Обе были очень красивыми… Банда была большая, и все по очереди насиловали их. Я это видел… до самого конца, пока они не умерли.
Помолчав, Святослав спросил:
— А ты как выжил?
— Меня ударили по голове, я упал и не мог пошевелиться, хотя сознания не потерял. Что-то вроде временного паралича. Они думали, что я мертв. После этого я поклялся, что никогда не буду заводить семью. Да и вообще я считаю, что рожать в наших условиях детей — преступление. Следующему поколению будет еще хуже. Будет еще больше химок, плешей и просто свалок, еще меньше чистых мест. Больше болезней, меньше еды. Вконец озверевшие банды. Зачем оставлять кого-то после себя, обрекая на этот кошмар? — Филипп встал. — Ладно, командир, мне в баню пора, моя очередь подходит.
Разговор с Филиппом оставил на душе у Святослава тяжелый осадок — главным образом потому, что он все-таки продолжал подозревать его, и оттого чувствовал себя последней сволочью. С другой стороны, он не мог никого исключить из списка подозреваемых на основании одних только собственных симпатий: откуда ему знать, где правда, а где ложь? Этот разговор, однако, навел его на мысль, как сделать первый шаг к разоблачению предателя. Заглянув в дом, он позвал Марию и вместе с ней отошел за угол.
— Я кое-что придумал, — тихо произнес он. — Сделаем так: после бани ты предложишь всем нечто вроде сеанса гадания. Как бы для развлечения. Скажи, что насчет будущего у тебя не всегда получается, а вот из прошлого что-нибудь обязательно увидишь. Начни с Кирилла. Возьми его за руку и говори что угодно. Я его предупрежу, он тебе подыграет. А потом предложи свои услуги другим.
— Зачем?
— Тот, кто нас предал, будет держаться от тебя подальше: вдруг ты увидишь что-нибудь лишнее.
— Я поняла… Но что мне делать с теми, кто сядет после Кирилла? Что им говорить? Я же ничего про них не знаю.
— Напусти тумана. Говори многозначительно и неопределенно. Опиши кому-нибудь ту сцену, когда мы все встретились с Книжником. Тебя там не было, поэтому прозвучит убедительно. — И Святослав во всех подробностях рассказал ей о той встрече, потом добавил: — После Кирилла возьмись за Андрея, мне надо знать, можно ли доверять ему.
— У меня не получится.
— Все получится, вот увидишь!
Он коснулся губами ее щеки, чтобы подбодрить. Его губы были сухими и жесткими, а кожа ее щеки — шершавой от ветра и дождей.
Мария мылась последней. В бане стояла неимоверная жара и вместо воздуха, казалось, клубился один пар. Вымывшись, она полуодетой выскочила наружу и несколько минут жадно хватала ртом холодный вечерний воздух, вливавшийся в легкие освежающим и чуточку пьянящим потоком.
«Господи, почему у нас нет даже этого? — подумала она с внезапно нахлынувшим отчаянием. — Почему нам нельзя ходить без противогазов и дозиметров? Почему наша земля превратилась в свалку? Почему за каждый кусок хлеба надо платить кровью? Почему, почему?! Те, кто виноват в этом, должны гореть в аду! Только настоящий ад — здесь…»
Ее рассыпавшиеся по плечам мокрые волосы трепал легкий ветерок, и темное небо покрыла россыпь звезд.
«Там ничего не изменилось, — подумала она, посмотрев вверх, на звезды, — для них сто лет — пустяк, миг, а здесь сто лет назад был совсем иной мир. Мир, в котором еще можно было предотвратить засилье банд, где не надо было беспокоиться, откуда дует ветер — с чистых мест или с какой-нибудь химки или плеши. Ветер был просто ветром, а реки и дождь — обычной водой. Я хочу, чтобы тот мир вернулся. Но он не вернется. Никогда. Он уже никогда не вернется».
Немного обсохнув, Мария вошла в дом, где уже собрались все члены отряда. Святослав, вопреки своей обычной осмотрительности, даже не послал никого дежурить около машины, поскольку хотел, чтобы на «сеансе гадания» присутствовали все без исключения. Сам он тоже пойти не мог, потому что собирался внимательнейшим образом наблюдать за поведением других, а Кирилл нужен был ему здесь.
Поймав взгляд Марии, Святослав едва заметно кивнул — пора. И Мария с наигранным оживлением громко сказала:
— Предлагаю немного развлечься.
Все взоры обратились на нее — еще и потому, что сейчас она выглядела не так, как всегда: обычно собранные сзади в пучок, а теперь распущенные вьющиеся волосы, подсушенные ветерком, окружали ее лицо и плечи рыжим облаком. Эти волосы очень красили ее заурядную, в общем-то, внешность — лицо с большим ртом, вздернутым носом и широко расставленными зеленоватыми глазами.
Первым отозвался на ее предложение Фома, который никогда не лез за словом в карман.
— Развлечься? Да мы все с радостью, — с ухмылкой заявил он. — Хоть сейчас, если командир не против. — И он засмеялся, поглядывая то на Марию, то на Святослава.
