Наблюдательные приборы скользили по дуге мониторария, изгибавшейся вдоль внутренней стены сферы. Позади каждого телескопа располагалась платформа с ограждением. По металлическим пластинам пола расхаживали дежурные, одетые в серые шинели казенного образца. Холод, царивший в мониторарии, был почти зримым — никакого тепла, способного помешать наблюдениям.
— Ваш отчет, пожалуйста! — Это была дежурная по станции Номер Восемьдесят Один. Как всегда прямолинейная и деловитая. Проводки ее наушников уходили вниз, к помосту, вернее, к голосовой трубе, к которой Восемьдесят Первая наклонялась, когда возникала необходимость что-то сказать.
Дежурная работала здесь относительно недавно. Она только что получила профессиональную подготовку и была одной из тех, кто считал, что передать отчет через все равно что передать его кому-то. Наблюдатель многозначительно прочистил горло. Дежурной недоставало даже зачатков мастерства уорлдсингера, которыми обладали Наблюдатели. Она не могла согреться силой воображения и потому постоянно постукивала по платформе ногами, обутыми во избежание обморожений в меховые сапожки. Надень она кожаный костюм Наблюдателя, как превратилась бы в ледышку еще до окончания своей первой смены. Да что там! Она не способна даже модифицировать собственную кровь, и это после того, как перепробовала с десяток эликсиров, к которым Наблюдатели вынуждены прибегать, дабы оставаться в бодром, работоспособном состоянии всю смену, которая, как известно, порой длится несколько недель подряд.
— Прибор слегка отклоняется влево, — пожаловался Наблюдатель Номер Сорок Шесть. — А я-то думал, мехомант наконец отремонтировал телескоп!
— Прекратите скулить! — прошипела дежурная. — Это срочное наблюдение, и нас могут подслушивать! Похоже, оно проводится по требованию самой начальницы! Сорвете график работ, и тогда нам всем не поздоровится. На нас со всех сторон наползут эти чертовы аналитики. Просто отдайте мне ваш отчет!
Наблюдатель поспешил прикусить язык. Задание, может быть, действительно срочное, но не до такой степени, чтобы его телескоп выносили из мониторария, а затем передавали ремонтной службе.
— Наблюдаемый аэростат приземлился на летном поле Хандред-Локс в соответствии с расписанием. Наблюдаемого, как и предполагалось, проводили до дома контактного лица. Наблюдаемый остается там в течение последних семи часов. Имеются ли у вас какие-либо прогнозы и указания аналитиков?
— Существует восьмидесятисемипроцентная вероятность того, что наблюдаемый проведет в этом доме следующие шестнадцать часов. Продолжайте наблюдение.
Наблюдатель Номер Сорок Шесть вздохнул.
— Готовлюсь к ночному наблюдению.
С этими словами он подтянул к себе трубочку для питья и сделал несколько глотков оранжевой жидкости. Снадобье приятно ударило в голову; перед глазами вспыхнул фейерверк искр. Оранжевое варево снабдит его повышенным ночным видением до самого рассвета. Стоило чудодейственной жидкости разлиться по кровеносным сосудам, как Наблюдатель при помощи одного из уорлдсингерских заклинаний проник внутрь самого себя. Нужно было лишить снадобье активности, пока оно не попало в печень; в противном случае этот жизненно важный внутренний орган превратится в кашу.
Наблюдатель снова заглянул в окаймленный резиной стеклянный окуляр и сфокусировал изображение дымовой трубы Севенти-Стар-Холла, из которой не шел дым. Как и следовало ожидать, телескоп скользнул влево. Наблюдатель чертыхнулся в адрес бюрократов Суда. Естественно, про себя.
Глава 4
Оливер никогда не мог предсказать, когда в его сны придет Шептун. Иногда проходила целая неделя, а тот ни разу не появлялся. В иных случаях он мог посещать его сны четыре ночи подряд.
Оливер находился в каком-то дворце. Его дядя Титус, демсон Григгс и другие люди бегали по коридорам, пытаясь найти пропавшее кресло. Очевидно, кресло имело огромное значение. Оливер понимал, что это сон, потому что никогда не встречал короля. Не слишком веселый монарх заявил, что если они отыщут кресло, то парламент согласится пришить ему руки обратно. А потом в сон мальчика ворвался Шептун.
— Оливер, я тебя вижу. А ты меня видишь?
— Яне вижу тебя, Шептун, ступай прочь!
— Значит, все-таки видишь, Оливер! — прошипело бесформенное существо, появившееся перед мальчиком. — Я могу проникнуть в твое сознание. Я могу проникнуть в сознание почти к любому из таких, как мы с тобой.
— Я не такой, как ты, Шептун, — проговорил Оливер.
— Верно, не такой. Я понимаю тебя, Оливер. Ты самый лучший из нас. Я всю жизнь ждал твоего появления. Остальные считают себя совершенными, те, кто в отличие от меня и моих друзей, не заперт в темницу. Но они не встречались с тобой, Оливер. Потому что стоит им увидеть тебя, и куда только денется их гордость, тщеславие и самодовольство.
Оливеру было известно лишь то, что Шептуна держат взаперти где-то в темноте, глубоко под землей. Что он скован заклинаниями, а от мира его отделяют проклятые стены и мощные уорлдсингерские ворота. Его уродливое бугристое лицо не поддавалось описанию и казалось пародией на человеческую внешность. Когда Шептун появился на свет, его перепуганные родители, должно быть, бросились прочь от своего чада и пробежали не меньше трех миль.
— Ну почему не желаешь оставить в покое мое сознание? — умолял его Оливер. — Убраться навсегда из моей жизни?
— Ты — моя жизнь, Оливер! — прошипело жуткое создание. — Ты и те другие, с которыми я общаюсь. Неужели ты думаешь, что моя жизнь стоит того, чтобы жить? Меня держат одного в темнице, Оливер, в которой нет ни лучика света. Там нельзя выпрямиться во весь рост. Я даже не смогу броситься на моих тюремщиков, если те вдруг вздумают проверить, жив ли я. Ко мне приходят лишь крысы, их привлекает запах моего немытого тела и моих экскрементов. Иногда я ломаю зубы об их кости, когда мои стражи забывают принести мне еду.
Оливер почувствовал, что его сейчас стошнит.
— Какой же у них вкус?
Шептун рассмеялся. Смех его был похож на шипение воздуха, вырывающегося из детандера.
— Какой у них вкус, Оливер? Как у нежной курятины. Я позаимствовал определение этого вкуса из твоего сознания. Надеюсь, ты не имеешь ничего против. Потому что мне не с чем было сравнивать.
Оливер еле сдержал рвоту, и довольный Шептун сплясал перед ним джигу.
— Я старюсь не есть ту пищу, которую они мне приносят, Оливер. В нее добавляют разные снадобья, чтобы размягчить мой мозг, чтобы меня сморил сон и взяла усталость.
И снова во сне появился дворец, а в нем король. Бросив короткий взгляд на Шептуна, монарх поспешил отвернуться.
— Как печально, Оливер. Даже призраки, что приходят ко мне во сне, и те не могут смотреть на меня без омерзения. Кстати, напомни мне, что сейчас происходит — это ты мне снишься, или я снюсь тебе?
— Какая разница?! — крикнул мальчик. — Оставь меня в покое!
