Прежде чем пройти к себе, я заглянул в отдел информации и спросил, где Ёрики. Мне ответили, что Ёрики давно уже ждет меня в машинном зале наверху. «Пригласите всех наверх, мне надо поговорить с вами», — сказал я и поспешил к Ёрики.
Он сидел перед пультом, положив локти на панель управления. Странно, он даже не поздоровался. Он только как-то жестко взглянул на меня и сказал, не двигаясь с места:
— Что же мы будем теперь делать, сэнсэй?
— То есть?
— Как вам нравится эта чертовщина? — Он щелкнул пальцем по газете, разостланной на коленях.
— Постой, о чем ты говоришь?
Ёрики озадаченно поднял голову, выпятив подбородок и вытянув длинную шею.
— Вы что, сэнсэй, газет еще не читали?
На лестнице загремели деревянные каблуки. Это поднимались сотрудники из отдела информации. Ёрики вскочил и подозрительно уставился на меня.
— Это еще что такое?
— Я велел им собраться, хочу распределить работу.
— Вы что, с ума сошли? Читайте!
Он сунул мне в руки газету, распахнул дверь и грубо заорал в коридор:
— Куда лезете? Сейчас не время! Идите, позову, когда освободимся!
Кацуко Вада звонко крикнула в ответ что-то язвительное. Я не расслышал, что именно. Мне уже было не до этого. Я стоял, вперив глаза в газету, читая и перечитывая заметку, обведенную красным карандашом, и мне казалось, будто воздуха вокруг меня становится все меньше и меньше.
«Заведующий финансовым отделом задушен любовницей!
Вчера, одиннадцатого, около полуночи, заведующий финансовым отделом фирмы „Ёсиба-седзи“ г-н Сусуму Тода, 58 лет, навестил свою любовницу Тикако Кондо, 26 лет, проживающую в номере 6-м меблированных домов „Мидори“, район НН, Синдзюку, Токио, был ею избит, а затем задушен. Означенная Тикако Кондо добровольно явилась в ближайшее полицейское отделение, где заявила, будто совершила убийство в целях самообороны, когда г-н Тода набросился на нее за то, что она поздно вернулась домой. Г-н Тода прослужил в названной фирме тридцать лет, его сослуживцы единодушно утверждают, что ничего подобного от такого достойного человека они не ожидали».
Пока я медленно раз за разом перечитывал заметку, Ёрики терпеливо ждал.
— Вот какие дела, сэнсэй… — сказал он, когда я поднял на него глаза.
Со лба у меня скатилась капля пота, упала на заметку и расплылась. Я сказал:
— А что другие газеты?..
— Я купил пять разных, но здесь подробнее всего.
— Да… Жаль, конечно. Если бы мы взялись за дело месяц назад, можно было бы предсказать все это. А теперь человека нет, ничего не поделаешь…
— Хорошо, если они тоже такого мнения.
— Что ты имеешь в виду? Думаешь, нам предложат предсказывать будущее мертвецов? Или играть в детективов? У нас нет на это времени.
— Я беспокоюсь о…
— А ты не беспокойся! И вообще у этого человека было слишком много тайн. В качестве объекта он все равно не подошел бы.
— Перестаньте, сэнсэй! Кого вы хотите обмануть? Не надо делать вид, будто вы ничего не понимаете. Нам известно, что по крайней мере несколько человек видели, как мы шли по пятам за этим самым Тодой. Например, хозяин табачной лавочки, где мы брали сигареты в последний раз.
— Ну и что же? Ведь преступница уже явилась с повинной.
— Вас это успокаивает?.. — Ёрики торопливо провел языком по губам и заговорил возбужденной скороговоркой: — А меня вот нет. Даже из этой заметки возникает масса непонятного. Вот, например, вам не представляется странным это убийство, последовавшее за избиением? Все-таки молоденькая женщина, ну, пожурили ее за то, что поздно вернулась, и вдруг…
— Она, вероятно, ударила его, он взбеленился, а она испугалась и нечаянно убила.
— Едва ли… Чтобы молодая женщина могла убить разозленного мужчину? Ну хорошо, пусть даже будет так. Но вы, вероятно, помните, сэнсэй, как это было. Он вошел в комнату, сейчас же на секунду зажегся свет, упало что-то тяжелое, и снова свет погас. Помните, сэнсэй, вы говорили, что видели в окне тень человека? Так вот, я тоже видел тень человека, только не в окне, а на стеклянной двери. Странно, не правда ли? Вспыхивает лампа, и человек отбрасывает тень одновременно на дверь и на окно напротив. Непостижимо… Остается предположить, что в комнате было два человека.
— Значит, женщина была уже дома?
— Нет. Из заметки видно, что женщина явилась домой после мужчины.
— Вовсе нет… Впрочем, здесь написано как-то неясно. Можно понять и так и этак.
— А я своими глазами отчетливо видел, как этот Тода сам отомкнул дверь ключом. Вдобавок я проверил номер телефона, по которому он тогда звонил. Все точно, это номер телефона в том самом доме. Он звонил, чтобы узнать, пришла ли уже его любовница. И, судя по его поведению, ему ответили, что ее еще нет.
— Она могла вернуться после его звонка, но до его прихода.
— Тогда почему в комнате не было света? Кто упал? Почему свет зажегся только на секунду и сразу погас?
— Не понимаю, что ты хочешь сказать. Во всяком случае, раз уж она пришла с повинной…
— Не верю, чтобы в полиции все были болванами. Кто-нибудь из нижних жильцов мог заметить время, когда послышался звук падения. Кто-нибудь из соседей мог засвидетельствовать, что света в комнате не было. Возможно даже, что из следов на горле удушенного окажется, что это сделала не женщина. А как только появятся сомнения, будет проведено тщательное расследование. Следы ног в носках на полу в коридоре… Отпечатки пальцев на двери… Подозрительные сыщики, преследовавшие жертву накануне.
— Постой… Ты что же, оставил там отпечатки пальцев?
— В том-то и дело… Разве я знал, что так получится?
— Ага… Да… Постой, однако же, ну пусть даже так. Ведь все выяснится, едва нас проверят. Глупости, глупости! И стимула к убийству нет никакого, не так ли? Пусть подозревают на здоровье, доказательств-то никаких нет!
— Все это так. Но если будут подозревать, то будут и расследовать, понимаете, сэнсэй? И пока эти идиоты не уяснят досконально сущности нашей работы…
— Ох, как скверно!
Да, теперь я понял. Он заметил, что я понял, и несколько смягчил тон.
— Ужасно скверно, сэнсэй. В первую очередь пронюхает пресса. Об убийстве сразу забудут и примутся расписывать нашу деятельность. Мы-то можем себе представить, какими красками они будут расписывать. «Растоптано достоинство личности», «Кошмар машинного века». И все такое прочее.
Тут он спохватился и замолчал. Вероятно, он вспомнил мои вчерашние сомнения и испугался, что причиняет мне двойную боль. Ну что же, пожалуй, достаточно. Хватит заниматься самоанализом.
— Кажется, ты прав. Мы должны срочно выпятить напоказ практическую пользу, дать какой-нибудь впечатляющий результат, иначе нашу деятельность сочтут общественно опасной. А если хоть кто-нибудь выскажется в таком духе, все пропало. Комиссия и без того трясется от страха, как бы чего не вышло. Она воспользуется первым же подходящим предлогом, чтобы поскорее разделаться с нами. Но ты молодчина, и я не подозревал у тебя таких способностей. Тебе бы детективом быть. Или адвокатом.
