Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
По переулку неслись машины, Мария подошла к кромке тротуара, вытянула вперед руку, собираясь остановить такси или частника…
«Быстрее, быстрее!» – колотилась в голове единственная мысль. Пока Мария действовала как бы на автомате, на рефлексах загнанного в ловушку зверя. Ей в спину не дышала, но чувствовалась погоня.
И постепенно путь побега определился в форму, уже проскальзывала четкая спасительная нить – остановить машину, упасть на заднее сиденье, назвать любой из адресов друзей – уехать.
Нет денег? Ерунда. Попросит шофера обождать у подъезда и вынесет оплату за проезд.
По улице, вращая мигалкой, несся милицейский газик. Мария тут же опустила руку, повесила ее вдоль тела и медленно, ожидая визга тормозов и окрика, побрела вдоль проезжей части.
Прочь! Прочь!
Она шагала по тротуару и каждой порой шкуры беглеца чувствовала на себе реальные и выдуманные взгляды. Казалось, за беглянкой неотвязно тащится шлейф запаха загнанного зверя и страха, и это зловоние ощущает вся улица. Бабулька, только что прошедшая рядом, сейчас оглянется, прищурится, запомнит странно напряженную спину. Мужчина с сигаретой в зубах, проходя мимо, скользнул недовольным – запоминающим! – взглядом.
Что скажут пареньки у пивного ларька, когда капитан Алтуфьев бросится в погоню и нащупает след?
Да, проходила тут недавно, ответят парни. Все, каждый видел и запомнит рыжеволосую девушку, бредущую на негнущихся ногах.
Мужчина на остановке автобуса так ответит, молодая мамаша, торопливо везущая коляску с ребенком, старушки, пацаны, коты и голуби…
Бред, паранойя. Но сил выносить даже самый пустой взгляд – нет. Мария шагнула с тротуара в кусты, разгребая ветки руками, подошла вплотную к какому-то дому и побрела под его окнами.
Свернула во двор. Откуда-то издалека, набирая громкость, спешили на выручку своим машины милицейских патрулей. Марья пробежала по двору, юркнула за выступающий угол кирпичного короба над лестницей в подвал и отдышалась – никто не видит. Алтуфьев, наверное, только-только начал раздавать патрулям указания и приметы –сбежавшей преступницы.
«Что я наделала?! Зачем, зачем?!
Нет, Маша, успокойся. Ты все сделала правильно».
Из тюремной камеры Марка не найти (его адреса не даст милиционерам ни один друг), невозможно привлечь его к ответу. У капитана Алтуфьева таких подозреваемых, как Марк и Маша, пруд пруди. Ему нет дела разбираться, кто тут кого подставил, кто лжет… А Марья у себя – одна. Ей на себя времени не жалко. Так что иди, ищи Марка, добивайся от него правды и за шкирку волоки в участок…
Мимо застывшей в углу Марьи прошла пожилая женщина с мусорным ведром, покосилась на беглянку…
Надо уходить. Скоро в этом дворе могут появиться ищейки.
Марья пригладила трясущимися руками непослушные, торчащие во все стороны кудри, одернула кофточку и, боясь оступиться, чувствуя, как проскальзывают, подворачиваются влажные ступни в ставших вдруг огромными туфлях, побрела дальше. К старинному пятиэтажному дому, к единственному подъезду, код чьего замка на двери она знала наверняка. Там, на последнем этаже живет одноклассница Марка, добрая вечно занятая Елена, мать двоих детей и знатная повариха. Она наверняка в дневное время будет дома, а если что – на двери не домофон, а кодовый замок, можно попасть в подъезд и отсидеться, подождать.
Елена в просьбе не откажет. Не будет спрашивать. Ее голова занята пеленками, отпрысками, манной кашей и простудами. Ленка даст ножницы и косынку, а может быть, сумеет подобрать из старых вещей – после родов она поправилась килограммов на двадцать – какую-нибудь неброскую одежду.
За дверью Лены не затявкала на дверной звонок собака Муха. И не протопали шаги.
Марья не стала торчать перед дверью на лестничной площадке, поднялась чуть выше и села на широкий подоконник большого полукруглого окна. Возможно, Лена вышла прогулять собаку, возможно, отправилась в магазин или на детскую площадку. Ее второму малышу недавно исполнился годик, она не может уходить надолго…
Надо подождать, решила Марья. Только подождать.
Идти все равно некуда.
И поздно. Момент для бегства в метро упущен, по улицам уже разъезжают патрули с ее описанием, а возвращаться в свой дом нельзя. Все верные друзья живут в других районах.
Поздно.
Внизу под окнами гуляли дети. Сидели на лавочках старушки и молодые мамы. Черно-белый кот стлался по траве, подкрадываясь к голубиной стае. Марье казалось, что она смотрит на мир уже из заключения. Что пахнущий чужими обедами и кошками подъезд уже немного камера. Подъезд как камера – холодный, каменный, бесприютный, здесь не живут – пережидают, а лестницы – этапы.
Когда-то давно Мария жила в похожем доме. В гарнизоне, куда перевели папу, среди унылых серых пятиэтажек стоял столпом могучий дом сталинской эпохи. С эркерами, башенками и колоннами, его называли генеральским, хотя ни одного генерала в нем давно не было. Дом требовал капремонта, с высоченных потолков в подъездах пластами валилась штукатурка, узкая, словно пенал, комната, куда заселили молодого старшего лейтенанта с женой и дочерью, обрадовала только Машу. В той комнате было ОКНО. Большое-пребольшое, такое, что даже папа не доставал до верхнего наличника, вставая на подоконник.
Зимой из этого ОКНА невероятно дуло, от сквозняков не спасали широкие полоски бумаги и клочки ваты, которыми мама забивала щели. Но двор – похожий на этот – был словно на ладони. Маленькая Маша целый день могла просидеть на подоконнике (если, конечно, не отводили в садик) и свысока взирать на мир, полный голубей, детей и кошек…
В точности как сейчас.
Только снежный комок или камушек, брошенный соседским Петькой, не ударит в стекло… Не спугнет гуляющих по карнизу голубей… Не закричит снизу, приплясывая, Петька: «Рыжая, рыжая, конопатая, убила дедушку лопатою!..»
Вранье. Конопушек у Марьи никогда не водилось. Хотя за цвет волос дразнили всегда.
Как Маша завидовала черноволосым и невыразительно блекло-русым подружкам с прилизанными гладкими косицами, поймет, наверное, любой, хоть раз услышавший про дедушку с лопатой. Все девочки вплетали в ровные косы воздушные банты из капрона и даже из тюля, их волосы блестели, словно полированная мебель. Мария… ее голова напоминала мяч, утыканный кудрявой жесткой проволокой! Непослушные рыжие кольца не собирались в чинные косицы, переплетения клубились, вспучивались, торчали кончиками колечек и вылезали из косы клоками.
В детстве Маша плакала и просила подстричь ее под ноль. Мама смеялась и уговаривала подождать – через несколько лет, дочка, за твоими локонами побегут вприпрыжку все окрестные мальчишки.
Мальчишки побежали. Но уже вслед поезду Волгоград – Москва.
А дальше проволочные кудри магнитом притянули гения– ах, Тициан, ах, Тициан…
Мама звонила три дня назад и говорила, что едет рыбачить с папой и его друзьями. Купила мотыля и какую-то невероятно хитрую блесну. (Любопытно, но о прочих припасах – чисто женских, консервах, хлебе и крупах, не упомянула даже вскользь.) Что лодку пришлось чинить, потому что папа без ее пригляда поленился на совесть обработать на зиму днище, что все всегда лучше делать самой… Когда приедешь, дочка? Когда отпуск? Как Марк?
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
