До стоянки оставался всего один квартал, когда на светофоре меня остановил гаишник, подтвердив мои самые худшие опасения. Вид у него был неважнецкий, он был слишком молод, мал ростом и худ. Не знаю, по какому принципу отбирают в милицию, но я при желании мог бы легко накостылять ему по шее, отобрав рацию и пистолет.
- Это что еще за цирк? - с важным видом осведомился он.
- Командир, перегорел переключатель света. Следую до места стоянки.
- При неисправных световых сигналах эксплуатация транспортного средства запрещена.
- Не бросать же машину на дороге.
- Дальним светом вы ослепляете встречный транспорт, - он в совершенстве знал правила и гордился этим.
- По-другому не получается, - я открыл дверь и показал ему свое нехитрое приспособление. - Мне до стоянки сто метров осталось.
- Что в багажнике? - благодушно спросил он, судя по всему отбирать права или снимать номера у него желания не было.
- Пусто, - сказал я, открыв фургон.
Некоторое время он размышлял о том, брать с меня деньги или не брать и если брать, то сколько. Но определиться в этом вопросе ему помешала рация, которая захрипела о крупной аварии в старом городе. Он вернул мне права и убежал к стоящей невдалеке машине.
На стоянке я поставил «москвич» рядом со своей десяткой, заплатил деньги охраннику, предупредив о том, что завтра фургон заберет Серега и пошел домой.
Моя квартира досталась мне чудом, на излете перестройки, как молодому специалисту, вне очереди. Был когда-то такой хороший закон. Ее освободил начальник проектного отдела, никто на нее не позарился. Подумаешь - однокомнатная хрущевка, в строительной организации можно рассчитывать и на лучшее. Так я бросил общагу. Знали бы они, что будет лет через десять - пятнадцать.… Знать бы, что будет завтра!
Света приготовила плов. Было как всегда вкусно. Я читал газету. Все как в настоящей семье. Все слишком привычно. Наверное, так и должно быть в жизни. Телевизор, газета, дети. Но я не воспринимал происходящее, как свою жизнь. Это была игра.
Раздался телефонный звонок. Света привычно взяла трубку, как будто имела на это право. Звонил Сергей. Я отчитался перед ним за свою поездку к Игорю.
А потом мы легли в постель. На мокрой от пота простыне мы исполнили какой-то чудный ритуальный танец, как два шамана, изображающих весеннюю пляску змей, сплетенных в один клубок. Но показательного выступления у нас не получилось. Так - обязательная программа.
Отдышавшись, Света произнесла:
- Коль, я давно хочу спросить, почему Серега называет тебя дальтоником?
- Я не вижу синий цвет.
Она немного помолчала.
- С рождения?
- Нет, с шести лет, после травмы.
- А какого цвета небо?
- Серого с желтизной.
- А море?
- Тоже.
- Но ты ведь должен его помнить.
- Кого?
- Синий цвет.
- Когда закрою глаза, я его помню.
Я был благодарен ей за то, что она заткнулась. Если бы она меня пожалела, я бы психанул. Мы долго лежали молча, зная, что не спим. Потом она сказала:
- Коль, я буду увольняться от вас.
Я промолчал.
- И к тебе больше приходить не буду, - она подождала. - Просто была зима, нам было холодно поодиночке. Я пережила эту зиму. Спасибо тебе. Теперь мне нужно определяться. Скажи что-нибудь.
- Есть варианты?
- Да.
Я опять промолчал.
Потом, когда она заснула, я остался один на один со своими вещами, которые заполняли темную комнату. Они были куплены мной совсем недавно, когда у меня появился относительный достаток и потому не имели истории, не знали слез, скандалов и нервных потрясений. Я задумался над ее словами и понял, что ничего не испытываю.
3.
Вспоминая вчерашний день и гадая, чьим убийцей меня хотят выставить, я успокоился настолько, что даже задремал.
Когда за мной, наконец, пришли, мой желудок вовсю переваривал сам себя, а в горле пересохло настолько, что когда конвоир спросил, кто из нас Чебоксаров, слово «я» из моих уст прозвучало, как последний выдох умирающего.
Вначале меня отвели к толстому усатому сержанту, который снял отпечатки пальцев, а затем доставили в комнату номер двадцать один на втором этаже.
В кабинете сидело три человека в штатском. Никого из моих утренних гостей среди них не было. Комната показалась мне очень светлой, первое время я усиленно щурился, но графин с водой на столе все-таки рассмотрел хорошо. Один из следователей, видимо, проследив мой взгляд, велел конвоиру снять с меня наручники и налил мне стакан. Меня посадили на стул справа от окна, около полированного шифоньера так, что солнечный свет падал мне прямо в глаза. Они смотрели на меня, а я пытался смотреть на них. Никто не представился. Все трое были худощавыми и темноволосыми. Двое моего возраста, третий - лет пятидесяти. Последний, самый старший, показался мне знакомым. Я его точно где-то видел и, скорее всего, даже общался.
Когда они достаточно хорошо меня разглядели, тот, что сидел напротив меня, расспросил и записал с моих слов анкетные данные, потом сказал:
- Вас задержали по уголовному делу номер сто семьдесят восемь, возбужденному по факту убийства Угланова Игоря Валентиновича. Имеете ли вы что-нибудь сообщить по этому поводу следствию, по своей инициативе?
- Нет.
- Вы были знакомы с потерпевшим?
- Да.
- Когда вы видели потерпевшего последний раз?
- Вчера.
- Костя, подожди, - сказал пожилой. - Пусть расскажет посекундно все, что он делал вчера с двадцати одного ноль-ноль до двадцати четырех.
- Хорошо, - сказал Костя. - Давайте начнем с двадцати одного ноль-ноль местного времени.
- В двадцать один ноль-ноль я находился на центральном рынке в продуктовом киоске, принадлежащем ООО «Импульс», - начал я и задумался над тем, как объяснить причину по которой в столь поздний час поехал к Игорьку. В конце концов, я решил не вдаваться в подробности Серегиных похождений и не упоминать про деньги, сказал, что с Углановым договорился встретиться заранее, по поводу закупа водки и рассказал все, что смог вспомнить о вчерашнем вечере.
Когда я начал, часы на стене показывали два часа пятнадцать минут, а когда закончил, было уже половина четвертого. Меня часто перебивали, задавая по несколько раз одни и те же вопросы. Тот, что сидел справа в аляпистом галстуке, записывал мои показания, двое других делали пометки в блокнотах. Я ничего не сказал о светлой девятке, которая подъехала после меня. Сам не знаю почему. Наверное, я заранее боялся этого урода, который вот так запросто мог лишить жизни сразу трех человек. Когда я упомянул гаишника, все трое заметно оживились, а тот, которого звали Костя, стриженый под бобрик, на некоторое время вышел из комнаты. Они спросили, записывают ли охранники на стоянке время, когда владелец ставит машину. Я сказал, что записывают. Они поинтересовались, где ключи от «москвича», я сказал, что они в той связке, которой оперативники закрывали дверь моей квартиры. Потом мне дали ознакомиться с протоколом допроса, который я внимательно прочитал и расписался на каждой странице. Меня заставили написать, что все вышесказанное записано с моих слов, мною прочитано и записано верно. Я сделал все, как они просили, испачкав ручку и протокол дактилоскопической мастикой. Они внимательно следили за моими манипуляциями, затем вызвали конвоира, который надел на меня наручники и отвел в камеру. По пути мне разрешили сходить в туалет и напиться воды.
