Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Мы оставили колокольчик и двинулись вдоль проселка, который, как мне иногда казалось, проложили еще древние римляне. Мы прошли сотню ярдов и у места, где нашелся «мини», она обнаружила это: клочок черной ткани на колючей ограде.
Лэтти приблизилась к нему. Снова выставленный вперед прут, снова и снова медленное вращение. «Красный, — уверенно сказала она. — Ярко-красный. Туда».
Мы пошли в указанном направлении. Через пойменный луг в перелесок. «Вон», — показал я, завороженный. На подстилке из зеленого мха лежало крохотное тельце какого-то животного — по виду полевки. У него не было головы, на шубке и среди ворсинок мха алели бусины крови. Ярко-красные.
«Теперь, — напутствовала Лэтти, — держи меня за руку. Не отпускай!»
Своей правой рукой я схватил ее левую руку, чуть пониже локтя. Она поводила рогаткой и решила: «Сюда».
«А что мы теперь ищем?»
«Мы подходим ближе, — сказала она. — Теперь нам нужна гроза».
Мы продирались сквозь ветви, тесно прижавшись друг к другу, пролесок густел, и листва деревьев смыкалась над нами плотным пологом. Мы отыскали прогалину и шли вдоль нее, все вокруг стало зеленым.
Слева послышалось глухое ворчание дальнего грома.
«Гроза», — пропела Лэтти. И вновь закружилась, а вместе с ней и я. В тот момент, держа ее за руку, я чувствовал, или мне казалось, что чувствовал, как меня трясет, будто я держусь за мощный двигатель.
Мы опять сменили направление. Вместе перебрались через узкий ручей. Тут она вдруг остановилась, споткнулась, но не упала.
«Мы на месте?» — оживился я.
«Нет, — сказала она. — Еще нет. Оно знает, что мы идем. Оно нас чует. И не хочет, чтобы мы до него добрались».
Ореховый прут завертелся в руках, как магнит у отталкивающего полюса. Лэтти улыбнулась.
Порыв ветра швырнул листьев и земли нам в лицо. На отдалении погромыхивало, будто шел поезд. Разглядеть что-либо становилось все труднее, а небо, пробивавшееся сквозь толщу листьев, было темным, как если бы у нас над головами собрались тяжелые грозовые тучи или утро разом перешло в сумерки.
Лэтти крикнула: «Пригнись!» и приникла к покрытой мхом земле, утягивая меня за собой. Она лежала ничком, я — подле нее, чувствуя себя немного глупо. Земля была влажной.
«Сколько нам еще?..»
«Ш-ш-ш!» — шикнула она на меня почти злобно. Я замолк.
Что-то пробиралось сквозь ветви над нашими головами. Я поднял голову и увидел нечто коричневое, мохнатое и в то же время плоское, как гигантский ковер с хлопающими, загибающимися краями, с лицевой стороны у ковра была пасть, она щерилась множеством мелких острых зубов и смотрела вниз.
Хлопая, оно проплыло над нами и исчезло.
«Что это было?» — спросил я, и мое сердце билось в груди так сильно, что я не знал, смогу ли снова стоять на ногах.
«Шкуроволк, — ответила Лэтти. — А мы зашли дальше, чем я думала». Она поднялась и смотрела вслед мохнатому чудищу. Потом выставила вперед ореховый прут и стала медленно поворачиваться.
«Ничего не чувствую». Она тряхнула головой, чтобы убрать с глаз волосы, не выпуская из рук рогатки. «Либо оно прячется, либо мы подошли слишком близко». Она закусила губу. И попросила: «Шиллинг. Ну, тот, что был у тебя во рту. Достань его».
Левой рукой я вынул его из кармана и протянул ей.
«Нет, — отказалась она. — Мне нельзя до него дотрагиваться, не сейчас. Положи на рогатку у самой развилки».
Я не спросил зачем. Просто положил серебряный шиллинг, куда было сказано. Лэтти вытянула руки, медленно поворачиваясь и направляя конец ореховой ветки прямо вперед. Я двигался с ней, но ничего не чувствовал. Никаких вибрирующих двигателей. Мы уже прошли полкруга, когда она, замерев, сказала: «Смотри!»
Я посмотрел, куда было обращено ее лицо, но увидел только деревья и тени между ветвями.
«Нет, сюда смотри». Она сделала знак головой.
На конце ореховый прут слегка дымился. Она повернулась немного влево, немного вправо, снова чуть вправо, и конец ветки начал светиться ярко-оранжевым светом.
«Никогда раньше такого не видела, — удивилась Лэтти. — По идее монета должна усиливать сигнал, а тут…»
«Пшшш-буум!» и на конце рогатки вспыхнуло пламя. Лэтти ткнула ее в мокрый мох. Она велела мне забрать монету, что я и сделал, осторожно подхватив шиллинг пальцами, на случай если он разогрелся, но он был холодным как лед. Она оставила ореховый прут лежать на земле, его обугленный конец все еще сильно дымился.
Лэтти шла дальше, я шел рядом. Теперь мы держались за руки: моя правая ладонь была зажата в ее левой руке. В воздухе пахло странно, как от фейерверка, мы углублялись в лес, и с каждым шагом вокруг становилось все темнее.
«Я же говорила, что не дам тебя в обиду?» — напомнила Лэтти.
«Да».
«Я обещала, что не позволю тебе навредить».
«Да».
«Просто держи меня за руку, — продолжала она. — Не отпускай. Что бы ни случилось, только не отпускай».
Ее ладонь была теплой, но не потной. Это вселяло уверенность.
«Держи за руку, — повторила она. — И ничего не делай, пока я тебе не скажу. Понял?»
«Мне все равно как-то не по себе», — заметил я.
Она не пыталась меня обнадежить. Лишь сказала: «Мы зашли дальше, чем я себе могла представить. Дальше, чем я ожидала. Я даже точно не знаю, что за твари здесь, на границах, живут».
Деревья расступились, и мы вышли на открытую местность.
Я спросил: «А далеко мы от вашей фермы?»
«Нет. Мы все еще в ее пределах. Ферма Хэмпстоков простирается далеко-далеко. Мы много чего забрали из Древнего Края, когда приплыли сюда. Ферма явилась с нами и притащила с собой других своих обитателей. Ба называет их блохами».
Я не знал, куда мы зашли, но мне не верилось, что мы все еще на земле Хэмпстоков, и этот мир не похож был на тот, где я вырос. Небо здесь светилось тусклым оранжевым светом, какой дает аварийная лампа; растения, покрытые шипами, похожие на огромные косматые алоэ, были темно-зеленого цвета и поблескивали серебром, точно их отлили из оружейной бронзы.
Монета у меня в левой руке, разогревшись в ладони, снова начала остывать, пока не стала на ощупь, как кубик льда. Своей правой рукой я изо всех сил сжал ладонь Лэтти Хэмпсток.
«Все, — сказала она. — Мы на месте».
Сначала я подумал, что передо мной какое-то сооружение: оно было похоже на шатер величиной с деревенскую церковь, из серой и розовой холщовой ткани, рвущейся во все стороны под порывами штормового ветра в этом оранжевом небе — сооружение кренилось набок, обветшалое, побитое временем и непогодой.
И тут оно повернулось, я увидел его лицо, услышал чье-то поскуливание, так скулит собака, которую пнули ногой, а потом до меня дошло, что поскуливал я.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
