Ее взгляд отслеживает неровную дугу, по которой рассыпались наконечники стрел: следы бронзовой птицы. Последний блестит, здесь птица взмыла в воздух. Удар исподтишка: вызов труса. Кто из них на такое способен? Этим мужчинам она здесь не нужна. Аталанта сплевывает на землю и оглядывается в поисках мерзавца, но никто не смотрит в ее сторону. Все потянулись к Мелеагру. Она тоже идет к нему.
Он встал повыше, чтобы слышно было всем. Поначалу он говорит так, будто их присутствие здесь все еще под вопросом, но постепенно эта неуверенная нотка в его тоне исчезает. Он роняет имена, и головы поднимаются. Те, кого он назвал, кивают и улыбаются. Голос его катится сквозь слова, собаки неподвижно стоят у него за спиной, мужчины — перед ним, молча, а солнце опускается где-то за дальним краем залива, претворив воду в кровь. Подобные задачи для них не новость. В них поднимается предощущение, и он придает ему форму. Тени их становятся длиннее, пока еще более темный полумрак, падающий от горы Халкида, не накрывает и не поглощает их. Они превращаются в черные силуэты, которые стоят и ждут, пока Мелеагр не призовет к действию. Он формулирует задачу и уже в ее рамках набрасывает лик врага.
Случайно или специально, на празднике Первин[83]отец Мелеагра принес жертву всем богам, кроме Артемиды. В отместку богиня наслала на эту страну вепря, чтобы ее разорить. Вепрь — это ее гнев, чьи обличья столь же многочисленны, как те животные, которых уже успели закласть, чтобы унять его: ибо он с корнем вырывает деревья, топчет нивы, разоряет виноградники, и целые стада и табуны бредут потом, спотыкаясь, по склонам холмов, волоча за собой по траве серо-сизые внутренности.
Герои отвечают на призыв стоящего перед ними золотоволосого человека, как то и должно. Согласие срывается с их губ и концентрируется в последующем молчании, которое — знак согласия. Они приехали сюда, чтобы загнать вепря.
Аталанту не выкликают по имени. Она перебирает пальцами складки ткани у пояса. Хитон высох. Она прикрывает груди и оправляет одежду. Мужчины не обращают на нее внимания, они стоят все вместе на сумеречном берегу, слитые воедино полумраком и вызовом Мелеагра. Тьма опускается на них, как дождь из золы или пепла, дождь, от которого они бежали все это время. Их прошлое — мертвые туши, которые они носят с собой на плечах, как трофеи после охоты[84], и она здесь не исключение. Отец оставил ее, хнычущую, на склоне горы. Вместо материнского молока она сосала молоко медведицы[85]. Она была девочкой-медведицей[86]. Теперь она охотница, закоренелая девственница, убийца кентавров и своих собственных чудищ, из коих самое неотвязное и бесплотное — тень, что вечно путается под ногами. Бронзовая рука на рассвете посылает ее вперед. Полдень, и железная рука останавливает ее. Она уже смотрела сквозь прорехи в лесном пологе, ожидая увидеть там огромные, медленно бьющие воздух крылья, но ничего там не было — и никого, если не считать ее самой.
