Я встречаю взгляд Мюриэль, которая ошарашенно смотрит то на меня, то на него, закусив губу и прищурившись. Написанная на ее лице радость оттого, что она не ошиблась, поверив мне, омолодила ее лет на десять.
— Ради бога, без субтитров, — шепчет она мне на ухо. — Так интересней.
— Минутку, сейчас закончится реакция, и я к вашим услугам, — говорит мой коллега, снова утыкаясь в микроскоп. — Присядьте.
Мы с Мюриэль пробираемся через невообразимый бардак: вороха папок, перепутанные электрические провода, клетки с насекомыми и образцы растений занимают все свободное место между стеллажами и металлическими шкафчиками. Я расчищаю для нее краешек стула, сам сажусь на стопку книг.
— Так тиннидея и горита — это осы? — подытоживает Мюриэль.
О горите я велю ей забыть: я провел полгода в австралийском буше, чтобы доказать заблуждение мисс Дрейк.
— А на что она похожа, эта тиннидея?
— На муравья. Она питается личинками жуков, паразитирующих на корнях, поэтому вынуждена жить под землей, вот и утратила крылья — для рытья подземных ходов они ей ни к чему. На поверхность она выходит только для размножения и зовет самца, забравшись на цветок.
— На эту самую орхидею-молот.
— Нет. Орхидею интересует только самец тиннидеи: мужские особи сохранили крылья. И вот, чтобы привлечь его, она применяет гениальный ход: имитирует запах самки прежде, чем та выберется из-под земли. Пыльца насыщается в совершенстве воссозданными сексуальными феромонами; самец летит на цветок, ищет самку и улетает несолоно хлебавши, обнаружив обман. Но улетает он весь в пыльце и несет ее на другие цветы, что и требовалось.
— Ну и стерва эта орхидея.
— Инстинкт выживания.
— И на это у вас ушло полгода?
— Само по себе это продолжается меньше секунды. Ложное спаривание. Никому никогда не удавалось ни увидеть, ни заснять этот процесс. Поль хочет воссоздать его в лабораторных условиях с генетически измененной дракеей, чтобы определить, как влияет мутация на поведение тиннидеи.
— Значит, он перепутал ос, тот тип, который выдает себя за вас?
— Одно могу сказать наверняка: он читал последний номер «Нэйчур», это английский журнал. Я листал его в самолете. Одна исследовательница из Оксфорда изложила мое открытие, не ссылаясь на меня, да еще перепутала тиннидею с горитой.
— Короче, все вас употребляют.
Я хватаю ее за руку — чисто нервное движение.
— Вы верите мне, Мюриэль?
Она неопределенно поводит плечами.
— Я не закончила школу, никуда дальше Корсики не ездила, и у меня аллергия на укусы насекомых. Так что вы можете втюхать мне все, что хотите… — Она поднимает руку: просит не перебивать. — …Но, по-моему, это интересно, звучит здорово и смахивает на правду. Вот. Вы ученый, это даже мне ясно. Не знаю, вы ли настоящий вы или нет, но ученый вы точно.
Сглотнув слюну, я выдавливаю из себя «спасибо».
— Вы очень помогаете мне, Мюриэль. Когда все обвиняют тебя во лжи, поневоле начинаешь сам в себе сомневаться. Не думал, что такое возможно.
— Еще и не такое возможно. Мой муж, когда мы разводились, вылил на меня столько грязи, что я потом год не могла отмыться. Сколько ни пыталась раскрыть глаза детям, они верили мне все меньше. В конце концов пришлось начать врать — вот тогда убедила. Дочка была на грани самоубийства, когда я до нее достучалась. И не думайте, ваши проблемы меня волнуют не только потому, что я искупала вас в Сене.
Я опускаю веки, киваю.
— Так вы друг Мартина…
К нам подходит Поль де Кермер. Во мне после слов Мюриэль прибавилось боевого духу: я вскакиваю и, оказавшись с ним лицом к лицу, выпаливаю «нет». Моя спутница, перехватив меня за левую руку, сжимает мне пальцы, напоминая: не спешите.
— Работать с ним исключительно интересно, — продолжает Кермер, пропустив мой ответ мимо ушей.
— Давно он здесь?
— Неделю. Правда, появился всего раз, болеет. Ангина, простыл в самолете.
— Ну конечно, — киваю я, переглянувшись с Мюриэль. — Он не может разговаривать, так что не рискует выдать себя голосом.
— Выдать себя?
Я смотрю на него со всем дружелюбием, на какое только способен, и, положив обе руки ему на плечи, слово в слово пересказываю последнее письмо, которое послал ему по электронной почте из Йельского университета. Он перебивает меня, тыча пальцем:
— А, вы Родни, его ассистент!
— Я — это он. То есть он пытается выдать себя за меня.
— Что-что?
Тут вступает Мюриэль, рассказывает об аварии, о коме и о том, как я, выйдя из больницы, обнаружил дома незнакомца в моей пижаме. Профессор слушает — его брови ползут вверх, лоб морщится, — потом поворачивается ко мне.
— Это ваша жена?
— Нет, моя жена с ним.
Волосы у него рассыпались, он суетливо подбирает их, скручивает и снова стягивает в хвост.
— Я ведь видел мадам Харрис!
— Вы передали ей ключи от квартиры в кафе «Галери», — поспешно уточняю я, не давая ему времени усомниться во мне. — В день нашего приезда. Когда я в такси вот этой мадам ехал в аэропорт за ноутбуком… Кстати, Поль, когда вы виделись с ним, у него был ноутбук?
— Как? Да, кажется… Постойте, вы что, хотите сказать, что я работаю с самозванцем?
— Вы готовы дать показания в полиции?
— Может, еще и газетчикам, если на то пошло? Нет, ну надо же! Я, стало быть, пускаю на ветер деньги налогоплательщиков, вовлекая НИАИ в программу совместных исследований с каким-то самозванцем!
Он обессиленно плюхается на ящик.
— Но кто мог подложить мне такую свинью? Не Топик же, в самом деле!
— Топик?
— Нобелевский лауреат. Он со страниц «Монда» обвинил меня в фальсификации, когда я доказал, что эксперименты с генными мутациями кукурузы нарушают код ДНК и могут привести к появлению нового вируса. Мы, в НИАИ, находимся на государственной службе: это значит, что он обвиняет меня в должностном преступлении. Я подал на него в суд за клевету, и теперь он пытается дискредитировать меня всеми возможными способами… Но все-таки… — продолжает Кермер, помедлив секунды три, на тон ниже. — Нет, ваше предположение не выдерживает критики.
Я напоминаю, что это его предположение, а не мое. Он в негодовании вскакивает.
— В конце концов, где это видано — вот так запросто выдать себя за другого? Есть же документы, отпечатки пальцев… Что? Что я такого сказал?
— Спасибо. Я совсем забыл про отпечатки пальцев, — благодарю я и шепчу Мюриэль, что пойду в консульство, пусть мне их снимут для сравнения: они наверняка зарегистрированы в США.
— Послушайте-ка, — вдруг прищуривается Кермер, цепко ухватив меня за рукав, — а что если это вы химичите, пытаясь прикинуться Мартином Харрисом?
