— Дэвид, мне бы хотелось поговорить с мистером Стоуи наедине.
Глава 8
Мы с Ниоб вышли в холл. Я нервничал — мыслями я всё ещё был в библиотеке. Женщина стояла рядом со мной и смотрела так, словно ждала, что я что-то сделаю или скажу. И это тоже добавляло масла в огонь. «Ниоб, я мог бы… я мог бы, ну если вы хотите… если вы хотите, я мог бы попросить Риту что-нибудь принести».
— Нет, благодарю вас.
И что теперь?
— Пойдёмте, я покажу вам сад, если… если вы, конечно, его ещё не видели. Он прекрасен.
— О да, — ответила она. — Я его уже видела.
Да, предложение явно было неудачным.
— Хотите, я прочту вам какое-нибудь стихотворение, я иногда читаю мистеру Стоуи.
Тут она улыбнулась и даже засмеялась. Зубы у неё были белыми-белыми и по большей части очень ровными и прямыми. Она смеялась как девочка, а когда девчонка смеётся просто от хорошего настроения, ни одно мужское сердце не останется безучастным. Когда девчонка смеётся так, но настроение у неё преотвратное, мужчина чувствует, что он абсолютно беззащитен и утвердить свою волю может только насилием.
— Ну, а… — снова это моё «ну»! — меня зовут Дэвид, — и я протянул ей руку. Господи! Мы же уже знакомы! Но она неожиданно пожала мне руку, чему я очень обрадовался.
— Ниоб — тут она снова улыбнулась мне, но улыбнулась она просто так, она и не думала смеяться надо мной, за что я ей был очень признателен. — Но, кажется, мы уже знакомы.
— А, ну да, конечно, — я не отпускал её руки, а она не забирала её, я постепенно успокаивался, буря в моей голове постепенно стихала и я смог худо-бедно собраться с мыслями. — Но там это было как-то не так.
— А, ну да — я почувствовал, что она может читать мои мысли. Это было обидно? Кажется, нет, её это просто не трогало.
— А чем вы занимаетесь? — Держать её руку в своей дольше было уже просто неприлично и я неохотно отпустил её. Но она не отдёрнула её мгновенно, а ещё какую-то долю секунды промедлила, чему я был рад несказанно.
— Я статистик.
— Ух ты! — обожаю умных женщин, я просто не знаю, как мне вести себя, если собеседница молчит как рыба. И это относится не только к собеседницам.
— Обожаю математику, — призналась она и тут же засмущалась и добавила — Ну как доктор Дулитл умел разговаривать с животными, так и я умею разговаривать с цифрами.
— А где вы работаете?
— В Октавианском институте.
— Ааа… — вежливо отреагировал я, и она поинтересовалась, знакомо ли мне это название. — Конечно, конечно. Октавианский институт — один из столпов демократии. Назван в честь Октавиана Цезаря, там разрабатывалась дальнейшая политика нашей Pax Americana,[3]то есть, как бы посподручнее править миром. Финансирует его в основном Алан Карстон Стоуи, так что работодатель у нас с вами один и тот же.
— Кажется, вы библиотекарь? — Но ведь она это уже знала! Значит, она была так же смущена, как и я. Ура!
— Я — хранитель очага. Иногда мне хочется самому быть огнём, но чаще всего до этого мне ой как далеко, так что я просто смотрю за очагом. Очень почётная должность, на свой манер.
— И именно потому, что вы считаете профессию библиотекаря почётной, вы здесь работаете?
— Да просто так получилось. — Тут я заметил у неё на пальце обручальное кольцо и в это же мгновение мне почему-то привиделся Чарлтон Хестон. Но не перед строем национальной стрелковой ассоциации, а с бородой, в сандалиях, вокруг него сверкают молнии, свищет ветер, а в руках у него две скрижали. И хотя всё это промелькнуло перед моим внутренним взором буквально в доли секунды, я всё же я успел заметить надпись «Не возжелай жены ближнего своего», то есть Десятую заповедь.
— А где вы живёте? — невинно поинтересовался я.
— У нас государственная квартира в Вифезде.
— О, другой конец от меня.
Ниоб засмеялась и чуть качнула головой, да, не соседи, и сам факт того, что она тоже решила, что это забавно, был приятнее, чем если бы она просто бездумно кивнула головой. Но, к сожалению, пока мы думали об одном и том же, пусть только думали, не озвучивая — она повторяла про себя шестую заповедь: «Не убий», и чтобы не оставалось больше никаких недомолвок, она объяснила, что военный, оставшийся в комнате и желавший моего увольнения — её муж.
На этом наш разговор наедине и закончился. Дверь распахнулась, и Джек позвал нас обратно — мой розовый шарик лопнул. Это был первый звонок.
Мистер Стоуи казался грустным — он явно не хотел расставаться со мной. «Дэвид», — это было всё, что он сказал. Удивительно, и этот человек, нимало не задумываясь, уничтожил десятки мелких городишек и разрушил целые фабрики? Может быть, именно в этой его манере делать всё как бы нехотя и крылся секрет его успеха.
— Дэвид, — повторил он снова.
Тут из холла послышался шум, дверь распахнулась, и в комнату вошёл сенатор Брэнсом. Все головы повернулись к вошедшему, все, кроме Алана, который сидел всё с тем же выражением лица. «Алан!» — радостно воскликнул он и широко улыбнулся. Эта улыбка здорово помогала ему, когда он был простым продавцом автомобилей, эта же улыбка здорово помогала ему потом в Вашингтоне. Тут он заметил Ниоб: «О, привет Ниоб! Ты прекрасна, как всегда. А вот и бравый полковник!» Он вытянулся по стойке смирно и отдал честь. «Дэвид, ужасно рад тебя видеть!» Надо было видеть их лица! Великий Брэнсом знал какого-то библиотекаришку!
А всё началось с Ларри Бёрка, ещё одного библиотекаря, который явно ошибся при выборе профессии. Ларри отвечал за подготовку артистов по государственной программе в Ольстерском социальном колледже северного Нью-Йорка[4]и был первоклассным специалистом. Социальный колледж — это что-то среднее между школой и университетом и туда идут те, кого в университет не взяли. Никто и никогда ещё не выпускал приличных специалистов из социального колледжа.
Бёрк свято верил в силу поэзии и в то, что искусство способно изменить человека к лучшему и был не настолько слеп, чтобы не увидеть, что в долине Гудзона вертится огромное количество талантливейших людей, их там, словно осенью спелых яблок на яблоне, протяни руку — сорвёшь. Он платил им чуть больше обычного, без всяких дополнительных вознаграждений — и у его питомцев были первоклассные лекции по литературе, театральному искусству, танцам и музыке.
