Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Чисто из вредности Савелий немного извратился с кетчупом — полил яичницу фигурно, написав на ней «Виталя-обжора».
Мог бы написать что угодно или вообще ничего не писать, потому что голодному Виталику было не до подобных «изысков». Пока он уминал яичницу, по обыкновению, помогая вилке не ножом, а куском хлеба, Савелий изучил оставленный преступником лист с другой стороны. Тушеное говяжье сердце, гуляш из легких, в колонке написано про купаты и кебаб.
— А вдруг все дело в колонках? — предположил Савелий. — Вдруг рецепт — это только для отвода глаз или усложнения загадки? Тогда ясно, почему убийца выбрал именно эту книгу, мало где помимо основного текста есть такие колонки.
— И что же он хочет сказать? — Виталик на секунду отвлекся от яичницы. — Что кисло-сладкое мясо — вкусное блюдо? Нет, тут что-то другое, нутром чую…
6
— Я догоняю ее, хватаю за волосы, рывком притягиваю к себе и ножом по шейке — чик! Шейка у нее тоненькая… Видели бы вы ее шейку, это же не шейка, а что-то! Раритет, шедевр… Нежная, алебастровая, нет — мраморная, да — мраморная, с прожилочками… Она вся вообще как мраморная статуэтка, моя Иришка… Я ее поначалу «ириской» называл, когда что-то ласковое хотел сказать, она так злилась прикольно, глазками сверкала бесстыжими…
Надо же — «шейка», «раритет», «мраморная», да еще и «с прожилочками»! В любой душе, даже самой суровой, казалось бы, огрубевшей до предела (красивее звучало бы «огрубевшей до беспредела», красивее, но неверно, потому что предел есть всему и всегда), так вот, в любой душе всегда таится искорка нежности. И много чего еще таится…
— А откуда взялся нож, Сергей Леонидович?
— Из кармана, — немного удивленно ответил пациент. — Я, знаете ли, в рабочем поселке вырос, там без ножа — никуда. Зачморят, загнобят. Поселок наш снесли давно, а привычка ходить с ножом осталась…
Не вставая с кушетки, Сергей Леонидович сунул правую руку в карман брюк.
— Вот! Ручная работа.
Резкий щелчок заставил Савелия вздрогнуть.
— Мастер делал, — уважительно сказал Сергей Леонидович, касаясь выскочившего лезвия подушечкой большого пальца. — Штучная работа. Жало гибкое, на ребро наткнется — не сломается, точится в два взмаха, заточку держит долго. Я им как-то раз побрился на спор…
Сергей Леонидович — бизнесмен средней руки. Из тех, кто слово «деньги» произносит с оттенком пренебрежения, а слово «олигарх» — с придыханием. Бизнес у него какой-то мутный, в духе современности. То ли торговля буровым оборудованием, то ли сдача этого оборудования в аренду, то ли его обслуживание, короче говоря — при доходном, нефтяном, деле человек, можно только позавидовать. К Савелию он попал по рекомендации одного давнего пациента, знакомого еще по Корсаковке. Без рекомендации Савелий с таким гамадрилом ни за что бы не согласился работать, сославшись на занятость, и отправил к участковому психиатру. Одним из главных преимуществ врача кабинета социально-психологической помощи при кризисных состояниях является относительная свобода выбора пациентов. Относительная, ограниченная определенными рамками, но все же — свобода.
Савелий предпочитал иметь дело не столько с перспективными (как ее наперед оценишь, перспективу-то?), сколько с интересными случаями. На интересных случаях и совершенствуется мастерство. Интересный пациент подобен лабиринту с множеством дверей. Подобрал не торопясь (спешка и психиатрия совместимы примерно так же, как лед и пламень) ключик, открыл одну дверь и начал примериваться к другой. И так до тех пор, пока все двери не будут открыты. Или пока пациентам не надоест и у них не иссякнет желание общаться.
Сергей Леонидович относился к числу не очень интересных пациентов. Не лабиринтом с дверями был он, а тяжелым, грубо сработанным, но крепко сколоченным сундуком, запертым на большой амбарный замок. Вроде бы на первый взгляд и не подступишься, а на самом деле здесь и ключ подбирать не надо, время попусту тратить, потому что такие примитивные замки легко открываются любой отверткой. Разогнутая канцелярская скрепка тоже подойдет. Одно слово — гамадрил. Узколобый, плосколицый, звезд с неба не хватающий, но при всем том донельзя самодовольный. Сразу же после знакомства предложил «посидеть в неформальной обстановке», чтобы «расслабиться и получше узнать друг друга». Обычное дело — пациенты часто пытаются завести дружеские, а то и любовные отношения с докторами. Савелий тактично, чтобы не обидеть явно склонного обижаться человека, объяснил вред подобного развития отношений между врачом и пациентом. Табу распространяется не только на секс, но и на неформальные встречи, приятельство, дружбу. Сергей Леонидович вроде как понял или только притворился, что понял, но больше попыток к «сближению» не делал.
— Разрешите?
Савелий не стал протягивать руку первым, потому что тогда бы просьба выглядела как приказ. Сергей Леонидович подал нож галантно — рукояткой вперед, перехватив за лезвие.
Нож был красив. На рукоятке — деревянные накладки в виде оскалившегося барса, по отполированному до зеркального блеска лезвию вытравлен узор, навевающий мысли о томных изгибах женского тела. Действительно — штучная работа и сразу видно, что мастер делал. Не ремесленник, художник.
— А механизм-то какой! — продолжал нахваливать пациент. — Качественная «выкидуха» — это большая редкость, их мало кто делать умеет. Нажмите кнопочку…
Кнопочку Савелий нажимать не стал, вернул нож владельцу. Так же галантно, как и получил, — рукояткой вперед. Тот подышал на лезвие, протер его галстуком (для чего еще нужны шелковые галстуки ручной работы, как не для протирки лезвий?), осмотрел, повторил процесс, еще раз осмотрел… Савелий терпеливо ждал, заодно и кое в каких выводах окончательно утвердился. Когда же нож наконец-то был убран, доктор мягко напомнил:
— Сергей Леонидович, во время первой встречи мы говорили о правилах нашего общения, в том числе и об откровенности…
«Я с тобой предельно откровенен, — читалось во взгляде пациента. — Самым, можно сказать, интимным делюсь. Куда уж дальше?»
— Наше общение строится на принципе взаимного доверия и взаимной открытости, иначе в нем нет никакого смысла. Если вы хотите, чтобы я вам помог, вы должны говорить мне все, иначе у меня сложится неправильное представление о вас и ваших проблемах и никакой помощи не получится. Говорить все означает действительно говорить все, Сергей Леонидович…
Пациент слушал не перебивая, а поначалу, помнится, обрывал едва ли не на каждой фразе. Савелий не делал замечаний, замечания — это непрофессионально, не способствуют они взаимопониманию, скорее наоборот, осложняют. С готовностью умолкал, внимательно слушал пациента, давая тому выговориться по полной, затем продолжал, если, конечно, оставалась необходимость договорить недосказанное. Пациенту должно быть комфортно. Раз кому-то из пациентов нравится перебивать врача — пусть перебивает на здоровье, главное, чтобы не молчал. Молчащий пациент, которому якобы нечего сказать, — вот это кошмар, ужас, летящий на крыльях мрака. Избавиться от проблемы нам хочется, а рассказать о ней мы не можем, то есть не хотим. Дохлый номер с выходом на нулевой результат.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
