магазинах даже зимой можно было купить ягоды и фрукты, традиция эта строго соблюдалась. Пошла она еще от Ириных бабушки и прабабушки.
Открыв дверь в подъезд, откуда пахнуло сыростью подвала, чем-то тухлым и едой, Ира поморщилась. «Господи, да что ж это такое!» – подумала Кузнецова. Аккуратно поставив сумку с клубникой на землю, она нашла большой камень и подперла им открытую дверь.
– Ирка, опять за свое! Ты зачем дверь распахнула! Вот жила бы на первом этаже, как мы, так бы не делала! – тут же закричали ей.
– Баб Света, да сил нет эту вонь терпеть. Пусть проветривается. А вы все равно в окне весь день торчите, вот и покараулите, чтобы чужие в подъезд не зашли, – ответила Ира.
Она знала, что соседка выйдет и уберет камень. Дверь опять захлопнется, и в подъезде будет стоять привычная вонь. Еще Ира знала – ни запах, ни вид этих стен и потолков с подтеками не изменятся. Ремонт здесь не сделают, подвал не осушат, трубы не поменяют. Их дом последние лет двадцать был признан аварийным, но людям новое жилье давали редко. Две или три семьи всего переехали, остальные жили как прежде. Кузнецова ждала, пока ей исполнится восемнадцать, чтобы можно было заняться самым важным делом – написать жалобы во все инстанции, включая московские, и потребовать, чтобы либо сделали капитальный ремонт в доме, либо всем дали новые квартиры. «Власти виноваты, но и люди хороши – даже не мяукнут», – сердилась Ира.
Войдя в дом, она тщательно вытерла ноги, потом отнесла клубнику на кухню. Оглядевшись, немного успокоилась. В квартире было гораздо лучше, чем в подъезде. «Вот очень правильно, что мы на пол положили плитку, а рамы заменили на стеклопакеты. Совсем другой вид. И нет этих страшных заляпанных краской шпингалетов. И мыть их легко, не боишься, что развалятся», – подумала Ира. Ремонт они закончили недавно, в квартире еще стоял запах краски, побелки и вообще новой жизни.
Ира в семье считалась «взрослой» – отец и мать уважали ее мнение и во всех вопросах советовались с ней. Делалось это без нарочитости, как порой бывает у родителей, играющих в демократию. Людмила Михайловна и Егор Петрович искренне считали, что дочь – человек ответственный. Более того, они прислушивались к ее суждениям, полагая, что новое поколение умеет распознавать проблемы раньше и реагировать на них проще. Конечно, такое доверие возникло не сразу, а укрепилось после случая с зелеными насаждениями.
Как-то весной работники ЖЭКа сгрузили во дворе штук двадцать деревьев-саженцев. Жильцы живо обсудили активность дотоле ленивых коммунальщиков и потерли руки – теперь во дворе, кроме ржавых качелей и не до конца смонтированной детской площадки для малышей ясельного возраста, будет еще и зелень. Кузнецова шла из школы, когда толпа во дворе решала, куда сажать деревья. Ира остановилась, послушала всех, потом подошла к саженцам. Что-то там долго рассматривала, а потом громко сказал:
– Зря радуетесь. Это тополя. Обычные тополя. Между прочим, в больших городах их не сажают. Они аллергенны, много мусора от них. И вообще, сорное это дерево. Нельзя их во дворе сажать. В пуху и клейких почках будем все.
Жильцы затихли. Потом кто-то попытался цыкнуть на Иру, но его осадили. Люди заговорили про детей, их диатезы, потом вспомнили, как мальчишки поджигают этот самый пух.
– А ведь Ирка права, – первой вслух сказала баба Света, – у нас же на первом житья не будет. Его же, пух этот, за год не выведешь!
Толпа загудела, и самые активные потянулись в ЖЭК. Через какое-то время саженцы исчезли. А жители (не все опять же, самые деятельные) привезли с участков своих разную зелень и успешно высадили ее под своими окнами.
– Чем бодаться с ЖЭКом, лучше самим это сделать. А они пусть вопросы серьезные решают.
Так Ира Кузнецова стала полноправным участником всех собраний жильцов и человеком, которого на мякине не проведешь. А родители вдруг поняли, что дочь выросла умной, спокойной и деловой. Отец как-то ее спросил:
– Ты куда учиться пойдешь? После школы.
– Я не знаю. Мне многие предметы нравятся. Но я должна понять, что в жизни мне пригодится.
– Врачом пригодится, – вмешалась мать.
– Да, кстати, – согласился отец, – работа всегда будет. Люди сами со своими слабостями не справляются.
– Папа, я если уж пойду в медицинский, то не на нарколога или дерматолога-венеролога.
– Еще есть гастроэнтерологи. Тоже доктор из тех, кто лечит слабости, – рассмеялся отец.
Но Ира осталась серьезной:
– Понимаешь, папа, у профессий, в которых главное навык, то есть есть элемент ремесла, очень низкий потолок. Например, хирург может быть только прекрасным хирургом. Ну станет он профессором. Но, согласись, ты ляжешь не к профессору, который читает лекции и пишет работы. Ты к практикующему врачу пойдешь. Который у операционного стола как у станка стоит. И руку себе набил. А вот филолог может заниматься всем и еще научной карьерой. И рост здесь почти неограниченный.
Егор Петрович слушал внимательно – дочь в чем-то была права. Но, самое главное, становилось понятно, что она об этом размышляла. Значит, думает о будущем серьезно.
– Знаешь, как решишь, так и будет, – совершенно спокойно произнес отец, – думаю, ты разберешься.
И к десятому классу Кузнецова «разобралась» – она решила поступать в Красноярский педагогический университет. Выбрала исторический факультет, памятуя, что в случае чего и в школе можно работать, а можно и научную карьеру делать. Или и то и другое разом. Еще Ира любила спорт. Собственно, когда-то он был ее единственным серьезным увлечением. В пятом классе она перешла в спортивную школу-интернат, где и познакомилась с Алиной Новгородцевой. Их дружба была крепкой, но недолгой – Ира не выдержала опеки Алины. Что удивительно, никто не понимал, почему это вдруг весьма средняя и не очень организованная ученица вздумала шефствовать над почти отличницей и активисткой. Новгородцева всем рассказывала, что Кузнецова просто завидует ее успехам в спорте. Этому мало кто верил. Все знали: Кузнецова показывала результаты не хуже, но всегда подчеркивала, что никогда не пойдет в спорт. Родители Иры огорчились, когда узнали, что дочь больше не дружит с Алиной.
– Знаешь, ее отец был удивительным человеком. Его многие знали и ценили. И мама очень приятная. Вообще семья у них была «настоящая». Они ведь из Петербурга к нам приехали, да так и остались. Не все столичные жители на такое способны.
– Алина – хорошая, но с ней тяжело, – вздохнула Ира, – понимаешь, она совершенно не думает о других. Она у себя на первом месте.
Экзамены в педагогический университет начинались в середине
