первым все проходит гладко — Егор устанавливает микрофон на стойку. А вот моя попытка улизнуть заканчивается провалом.
Под веселый свист музыкантов, этот наглец дает мне тетрадку с песнями и устанавливает дополнительный микрофон.
— Давай, крошка, принеси нам еще немного удачи! Пусть эта песня станет хитом! — Из-за спины доносится голос клавишника.
Не представляю, на что рассчитывают ребята. Но отказать им после такого ужина — настоящее преступление.
— Берегите ваши уши! — шучу я, оглядываясь назад, и делаю глубокий вдох.
С песней Егора все складывается так же, как и с ним самим. Мне не нужно рвать связки, брать высокие ноты, да и вообще напрягаться. Пропустив первый куплет, я легко подключаюсь на припеве, а потом уже не замолкаю до последней строчки.
Чужой текст ложится на душу как свой собственный. Кураж от того, как звучит наш дуэт, лишает остатков скромности. Мне до покалывания в кончиках пальцев не хватает клавиш, но голос звучит чисто. А восторженные взгляды парней заставляют выкладываться все сильнее.
Когда стихает последний аккорд, все дружно начинают аплодировать.
— Вау, девочка, да ты находка! — первым произносит басист и издает такой свист, что у меня на мгновение закладывает уши.
— Я никогда не слышал вживую такого крутого женского голоса, — поддерживает его ударник. — Адель, мать твою!
— Можно будет на каком-нибудь концерте выпустить Еву перед нами. На разогреве! Публика любит симпатичных девчонок, а у нее еще и вокал! — тут же предлагает клавишник.
— Моя малышка! — рука Егора ложится на мою талию. — Ты талант!
Он поворачивается лицом к залу. Освещение над ним выключено, потому нереально рассмотреть, куда именно смотрит.
— Лео, ты слышал, как моя девочка поёт?! — кричит он громче, чем недавно свистел басист.
От неожиданности я вздрагиваю и чуть не роняю микрофон на пол. За время репетиции ни одна живая душа не намекнула, что в зале посторонний. Мы шутили и пели так, словно все лишь для себя. А теперь…
— Посредственно, — слышится сухой трескучий голос со стороны барной стойки, и мое сердце останавливается.
Глава 12. Первая стычка
— Посредственно? — со взрывом смеха переспрашивает Егор.
За его спиной возмущенно переговариваются музыканты. Кто-то шепчет: «Мудак!» А я изо всех сил напрягаю зрение, чтобы рассмотреть «доброго критика».
— Племянник, у тебя слух испортился? — Дядя щедр на «комплименты» не только со мной.
— Вообще-то, она пела без фанеры и распевки! — Егор, кажется, готов драться за меня.
— Да хоть без трусов! Я тебе уже говорил — песня дерьмо. Исполнение, кстати, не лучше.
Одновременно с голосом слышу приближающиеся шаги. Мягкие, как поступь тигра на охоте.
— Лео, ты нудишь точь-в-точь как мамин пятый муж. Но у того маразм. Ему простительно.
Егор спрыгивает со сцены и идет навстречу к дяде.
— Я зевнул два раза, — выкладывает свой последний аргумент наш критик.
— Дядь, ты это… не обижайся. В твоем возрасте спать нужно больше. Тогда зевать не захочется.
Смелости Егора можно позавидовать. Мне дышать сложно в присутствии этого Лео, а он еще и спорит.
— Бессмертным себя почувствовал? — смеется дядя, и на границе света и тени я, наконец, различаю силуэт мужчины.
Я не ошиблась. Это мой первый клиент. Тот кто не стал ругать за игру на рояле, заступился за меня перед мегерой и вместо работы отправил ужинать. Второй человек в этом городе, который оказался неравнодушен к глупой голодной девчонке.
Лео…
Несмотря на обиду, меня буквально затапливает от благодарности и восторга. Теряюсь, как тогда на лестнице… К счастью мудрый внутренний голос быстро возвращает мозг на место. «Он просто утилизировал тебе ненужный ужин. Никаких нимба и крыльев», — отрезвляюще шепчет он, и улыбка стекает с моих губ.
— Вы правы. Посредственно. Я не профессиональная певица, — оправдываюсь я, почувствовав на себе взгляды Егора и его дяди. — Жаль, что вам пришлось это выслушать.
Расправляю плечи и вздергиваю подбородок.
— Попытка показать себя засчитана. — Дядя смотрит на меня не мигая. — Дальше можешь не стараться.
По его лицу невозможно прочесть ни одной эмоции. Этот дядя Лео полная противоположность открытого, доброго племянника. И все же штуковиной за ребрами я чувствую презрение. Словно я на что-то рассчитывала. Будто пыталась кем-то воспользоваться.
Понять бы только, на что и зачем?
— Э-э, дядя, тебя точно мамин пятый покусал. Ева не одна из этих… — Егор многозначительно кивает куда-то в сторону. — И вообще она со мной, так что вырубай паранойю.
— Конечно, — Дядя скрещивает на груди руки и бросает на меня ещё один нечитаемый взгляд.
— Блин, ты мне сейчас девчонку совсем запугаешь. — Не дожидаясь моего побега, Егор кладет ладонь на плечо драгоценного родственника и уводит за собой вглубь зала. — Расскажи лучше, как сделку закрыл. «Бессонница» уже твоя? Праздновать будем?
Шаг за шагом две мужские фигуры растворяются в темноте. Однако облегчение приходит лишь, когда в клубе становится тихо.
Как после двух уборок подряд, усилием воли я заставляю себя расслабить плечи. Отпускаю несчастную стойку, за которую, оказывается, держалась все это время. И приземляю пятую точку на удобный табурет.
Наверное, нужно убраться отсюда. Не ждать никакой помощи от Егора и не прощаться. Во всяком случае, именно так поступают остальные музыканты. Складывают инструменты, безмолвно переглядываются и по одному исчезают за дверью сцены.
«Уж как-нибудь соображу, на чем доехать до хостела!» — подбадриваю себя. Только подняться все равно не получается.
Меня будто нагоняет какая-то апатия. Почти две недели с приезда в Питер все было хорошо. Я крутилась как белка в колесе, старалась никого не подвести, радовалась, что не осталась на улице. А теперь из-за совершенно чужого мужчины ловлю жёсткий откат.
Он как лопатой по темечку. Нет ни одной причины для слез, а глаза неожиданно щиплет. У меня есть деньги, я больше не провинциалка в заношенных джинсах, а все равно ощущаю себя беспомощной и никому не нужной.
Ума не приложу, сколько бы еще я так просидела. Но как только захлопывается дверь за последним музыкантом, на сцену возвращается Егор. Такой же улыбающийся и довольный, как во время ужина.
— Что, крысы сбежали с корабля? — Он с тоской смотрит вокруг.
— Я тоже не прочь… — Почему-то становится холодно. — … сбежать. — Обхватываю себя руками.
— Расстроилась из-за дядьки? — Егор подходит ближе и тянет меня к груди.
— Желудок не хочет переваривать твои суши. Требует залить их хотя бы чаем. — На душе все ещё паршиво, а разговаривать о причинах нет никакого желания.
— Суши, значит? — Серые глаза весело щурятся.
Не хочу придумывать новую ложь. Жму плечами.
— Ну, раз девушка желает чай, значит, нужно срочно сообразить
