Эрик отряхнул руки от табака, подмигнул Ларсу и потянулся за булочкой, лежавшей на тарелке посреди стола.
— Здорово, парень! — приветствовал он.
— Привет, — шепотом ответил Ларс.
— Ах ты, черт, какие новости!
— Да уж, ничего не скажешь, — ответил Ларс и уселся на стол рядом с ним.
— Она очень обрадовалась твоему звонку. — Эрик откусил кусок булочки, открыл толстую папку с документами и начал читать. — Извини, мне надо разобраться вот с этим.
— Конечно-конечно, — проговорил Ларс и поспешно поднялся.
Эрик жевал.
— Да ты сиди, ради бога, — дружелюбно сказал он.
— Нет-нет, — ответил Ларс и пошел прочь наигранно твердой походкой.
Он ненавидел в себе эту неуверенность. Как и нерешительность, которая преследовала его всю жизнь. Каким-то непонятным образом она стала частью его самого — он ощущал ее в своих движениях, во всем своем облике. Внешне он должен был бы выглядеть красивым — светлые волосы, синие глаза и довольно мужественные черты лица. Однако его неуверенность в себе все портила. На фотографии, снятой в правильном ракурсе, он, может, и казался себе вполне симпатичным, но в жизни оставался нескладным и неуместным.
Ларс подошел к одной из трех больших мобильных досок на колесах, имевшихся в комнате. Он часто так делал, приходя в офис, прежде всего для того, чтобы не стоять в углу и не чувствовать себя идиотом. Здесь он мог хоть как-то убить время.
На доске, посвященной Гусману, были прикреплены фотоснимки и результаты слежки. Ларс посмотрел на фотокопию паспорта, свидетельство о рождении и какие-то документы на испанском языке, затем на фотографии Арона Гейслера и Гектора Гусмана, прикрепленные с правой стороны доски. Под Гектором виднелись фотографии его брата Эдуардо и сестры Инес, а также старая фотография их матери, снятая в семидесятые годы. Ее звали Пия, была она родом из Флемингберга — красивая блондинка, словно вышедшая из рекламного ролика шампуня «Тимотей», который Ларс видел в детстве в кино.
От Гектора красная линия вела еще к двум черно-белым фотографиям на левой половине доски. Двое мужчин, лица которых были Ларсу незнакомы. Один — загорелый, с зачесанными назад седыми волосами — Адальберто Гусман, отец Гектора. Второй снимок представлял собой увеличенную фотографию из паспорта. На ней был изображен мужчина с коротко остриженными волосами и совершенно пустым взглядом — Лежек Смиалы, телохранитель Адальберто Гусмана.
Ларс прочел текст под фотографиями. Лежек Смиалы работал в органах безопасности в социалистической Польше. После развала Советского Союза стал частным телохранителем. Начал работать на Адальберто Гусмана предположительно с лета 2001 года.
Ларс перевел взгляд на фотографию Арона Гейслера, прочел краткую информацию под ней. В 70-е годы тот учился в училище в Восточном округе Стокгольма, в 1979 году был членом шахматного общества района Эстермальм. В восьмидесятые отслужил три года в армии в Израиле. Входил в десантную группу, которая первой высадилась в Кувейте в первую иракскую войну. Его родители проживали в Стокгольме до 1989 года, затем переехали в Хайфу. В девяностые находился во французской Гайане. В отчете было много белых пятен.
Отступив на несколько шагов от доски, Ларс оглядел целостную картину и ничего не понял. Оставив это занятие, зашел в кухню, чтобы сделать себе кофе, и нажал на кофеварке кнопки «сахар» и «молоко». В чашку потекла коричневая жижа. Когда он вернулся в комнату, Гунилла уже положила трубку.
— Сегодня в двенадцать ноль восемь Арон Гейслер забрал медсестру у входа в больницу и отвез ее в ресторан «Трастен» в Васастане, где она в течение часа двадцати минут обедала с Гектором Гусманом. — Начальница нацепила на нос очки для чтения. — Ее зовут София Бринкман, медсестра, вдова, воспитывает сына Альберта пятнадцати лет. Она ходит на работу, с работы возвращается домой. Готовит ужин. Это все, что нам о ней известно на сегодняшний день.
Гунилла сняла очки, обвела всех взглядом:
— Эва, ты займешься ее личной жизнью. Постарайся узнать все о ее друзьях, недругах, любовниках… Обо всем.
Она повернулась к Винге:
— Оставь Гектора, Ларс. Сосредоточься на медсестре.
Ларс кивнул, отхлебнул глоток кофе из чашки. Начальница улыбнулась, оглядела собравшихся:
— Иногда случается, что Бог посылает на землю маленького ангелочка.
На этом совещание, судя по всему, было окончено. Гунилла снова надела очки и вернулась к работе, Эва продолжала стучать по клавишам компьютера, а Эрик читал бумаги в толстой папке, одновременно привычным движением вытряхивая из баночки очередную таблетку от давления.
Ларс не понял, что происходит. У него осталось не меньше сотни вопросов. Как ему теперь работать? Сколько информации нужно Гунилле? В каком режиме он должен работать — вечерами и ночами тоже? Чего именно она хочет от него? Ему не хотелось самому принимать решения, он предпочитал выполнять четкие указания. Однако Гунилла придерживалась иного стиля руководства, а он не хотел афишировать свою неуверенность. Винге направился к двери.
— Ларс, я хочу, чтобы ты взял с собой кое-какое оборудование.
Начальница указала на большой ящик, стоявший у стены. Ларс подошел, открыл его. Внутри лежали старинная пишущая машинка, современный факсовый аппарат, профессиональная цифровая фотокамера «Никон» с несколькими сменными объективами, а также небольшая деревянная коробочка. Открыв ее, Ларс обнаружил несколько миниатюрных микрофонов, упакованных в поролоновые ячейки.
— Но ведь мы не собираемся их прослушивать? — спросил он и тут же пожалел о своих словах.
— Нет, но они должны быть у тебя под рукой. Фотоаппаратом начинай пользоваться прямо сейчас — следи за ней и фотографируй. Необходимо собрать как можно больше информации и как можно скорее. Отчеты будешь писать на машинке и посылать мне по факсу. Факс зашифрован, ты просто подключишь его дома к телефонной розетке, как обычно.
Ларс рассматривал оборудование. Гунилла заметила недоумение на его лице.
— Все наши сотрудники пишут свои отчеты и аналитические обзоры на пишущих машинках. Мы нигде не оставляем никаких цифровых следов — не хотим рисковать. Помни об этом.
Он посмотрел ей в глаза, кивнул, взял ящик и вышел из офиса.
Лежек приближался к нему, бредя вдоль берега и пряча взгляд.
Адальберто Гусман, или Гусман эль Буэно, как его иногда называли, только что вышел на берег из моря. На маленьком столике на песке стоял стакан свежевыжатого сока. На стуле лежало аккуратно свернутое полотенце, на спинке висел халат. Адальберто вытерся полотенцем, накинул халат и стал пить сок, глядя на море.
В детстве он плавал с матерью по тому самому маршруту, который проделал сейчас. Каждое утро они плыли рядом, плечо к плечу. Но если маршрут оставался прежним, то зрелище, открывавшееся взору на обратном пути, менялось с годами. В начале шестидесятых, встретив свою большую любовь — сотрудницу шведской турфирмы Пию, — он скупил всю землю вокруг виллы, сровнял с землей все остальные дома и посадил кипарисы и оливковые рощи там, где раньше проходила муниципальная дорога. Сегодня ему принадлежали и вода, в которой он плавал, и берега, на которые он из нее выходил.
