отца, моих братьев и моего жениха? Радовался? Или с безразличием смотрел, как они умирают? Ответь мне, мясник!
Но мой ответ ей не требовался. Она снова захохотала, а её голос становился всё более безумным.
— А сейчас ты радуешься, мясник? Когда к тебе в гости пришла моя чума? Вы все умрёте, все! До одного! А ты, мясник, продержишься очень долго и будешь наблюдать, как умирают все твои близкие. Как они гниют заживо, как корчатся от боли! Я буду смотреть на твои муки и наслаждаться местью. И когда ты настрадаешься, я сожгу тебя заживо. Буду смеяться, глядя, как ты корчишься в огне и молишь меня о пощаде.
Она сделала надменное лицо и ухмыльнулась.
— Можешь попробовать меня умолять, чтобы я даровала тебе быструю смерть. Если будешь хорошо унижаться, то, может быть, я позволю тебе сдохнуть сразу. Или, наоборот, оставлю в живых и дам взглянуть на конец мира. Да! Все умрут, все! Никого не останется на земле, всех пожрёт моя чума! Нет невиновных, и я буду судить вас судом яростным! Я приговорила всех в этом мире! Никто не имеет права жить, когда умерли мои…
Я расслабленно стоял на месте, не двигаясь и не отвечая на её крики. Что толку спорить с сумасшедшей? Никакие уговоры здесь не помогут. Надо просто дождаться подходящего момента и нейтрализовать Гагарину.
У меня в рукаве оставался ещё козырь, который я мог разыграть. Причём в самом прямом смысле — вокруг моего запястья обвилось “Копьё Пелея”. Создать заклинание было достаточно легко, а вот развоплощаться разрушительный конструкт пока никак не желал. Пришлось скрутить его в кольцо и повесить на руку, чтобы не потерялся. Стряхнуть его в ладонь и разрубить щит — дело пары секунд. И там уже брать Гагарину тёпленькой, пока не учудила ещё какую-нибудь пакость.
Кстати, имелся у меня и второй козырь: любитель выпить и сыграть в карты. Я даже заметить не успел, когда он скрылся под “плащом” и улизнул в сторону. Высматривать его я не рисковал, чтобы не подставить под взгляд Гагариной.
—... Умрёте! В муках, в корчах, крича и моля меня о пощаде! А я буду слушать ваши голоса как музыку!
— Смерть детей тебя тоже будет радовать?
На мгновение на её лице мелькнула жалость, но её быстро смыл безумный хохот.
— Не будет детей у меня, не будет ни у кого другого! Смерть! Всем! До единого!
Её снова повело по кругу, будто заклинивший механизм.
— Мясник! Хочешь…
— Хочу.
“Копьё Пелея” скользнуло в ладонь, и я полоснул кокон наотмашь. Из повреждённого магического конструкта полился эфир, а стенки “тюрьмы” заходили ходуном. Я не стал дожидаться, пока заклинание рухнет полностью, и силой пробил выход наружу.
— Как?!
Гагарина, хоть спятившая, мгновенно сориентировалась и швырнула в меня сырой силой. По выставленной руке, державшей “Копьё Пелея”, будто кувалдой ударили. Хрустнуло запястье, “копьё” разлетелось эфирными осколками, но я остался на ногах и относительно целым.
Рука привычно нащупала рукоять Скудельницы, и хлыст взвился в воздух. Но не успел.
— Кха…
Гагарина опустила голову и с удивлением посмотрела на острый кончик палаша, вышедший из её груди.
— Как больно. Крови совсем нет. — Она на секунду зажмурилась и безумное выражение сползло с её лица. — Я не хотела…
Киж, ставший видимым за её спиной, вытащил палаш, и “старуха” упала на пол. Со звоном разбилась трубочка на её руке, а в алхимическом агрегате прекратилось всякое движение. Даже коричневая жижа перестала булькать и мгновенно застыла. Княжна Гагарина была мертва.
***
Сумарокова приводить в чувство не потребовалось. Он даже встал самостоятельно, отказавшись от помощи.
— Не нужно, Константин Платонович, я не настолько немощный. Лучше посмотрите, как там наш друг Григорий Григорьевич.
Орлов, судя по всему, получил небольшое сотрясение. Хоть в себя он и пришёл, но попытки встать на ноги вызывали у него головокружение, и я усадил его возле стены.
— Не двигайтесь, Григорий Григорьевич, — Сумароков сунул ему в руку небольшой бутылёк. — Пейте не спеша, маленькими глотками.
— Василий Петрович, у вас на все случаи жизни настои в кармане?
— В моём возрасте, Константин Платонович, — он усмехнулся, — приходится носить с собой целую аптеку. Здоровье уже не то, врачи только деньги вытрясти хотят, вот я и начал лечить себя сам. И, знаете, последний год неплохо себя чувствую.
Пока Орлов отпаивался чудо-настоем, мы с Сумароковым занялись осмотром алхимического агрегата.
— Мне кажется, он уже не действует. — Сумароков чуть ли не обнюхивал стеклянные трубки, разглядывал их через лупу и стучал ногтем по колбам. — Но вот эту гадость, — он указал на застывшую бурую жижу, — здесь оставлять нельзя.
Я несколько минут разглядывал шар со всех сторон и вынес вердикт:
— Согласен, очень опасная штука. Сжигать её тоже нельзя — дым может разносить всякую дрянь, а нам новая эпидемия ни к чему.
— Как думаете, а если захоронить? — Сумароков прищурился. — Скажем, где-нибудь далеко в Сибири, по всем правилам, чтобы грунтовые воды не размыли.
— Теоретически, да. Лет за сто она разложится и перестанет быть опасной.
— Всегда хотел устроить захоронение! — Сумароков расплылся в улыбке. — Я столько их раскопал за свою жизнь, что могу считать себя мастером по их устройству. Замечательно! Тогда я беру её на себя — сейчас пошлю за свинцовым сундучком, погружу туда и завтра же отправлюсь в путь.
— Константин Платонович, — позвал меня Киж, — вы должны на это взглянуть.
Он стоял над саркофагом, про который мы с Сумароковым забыли во время осмотра. Лицо у Кижа было крайне удивлённое, и он задумчиво чесал в затылке.
— Ну, что там? Какой-то покойник?
Я заглянул в саркофаг и увидел там мумию. Самую натуральную, обвитую ветхими бинтами, с проглядывающей между ними жёлтой кожей. И ладно бы она просто там лежала, но мумия слабо шевелила руками, сучила ногами и будто бы пыталась что-то сказать. Но выходили у неё только скрипы и тихое щёлканье зубами.
— Это ещё что за дрянь?
В магическом же зрении древняя мумия выглядела ни на что не похоже. Вроде как поднятый мертвец, но ни капли не напоминающий заложного покойника. Какая-нибудь древняя магия? И где только Гагарина нашла её и как догадалась приспособить для создания чумы?
— Отойди, Дмитрий Иванович, её надо уничтожить.
— Она, — Киж замялся,
