его стенок. Иногда данная процедура помогает установить диагноз, как было в тот день, когда я доверил эту задачу интерну. Он посчитал такое поручение издевательством над новичком (это была его первая аутопсия), но сумел диагностировать массивное желудочно-кишечное кровотечение.
Вскрытие завершено. Я складываю инструменты на поднос. Смотрю на часы – 9:20. В сегодняшнем случае нет ничего сложного, и я укладываюсь в обычное время. Но я был настолько сосредоточен, что мои внутренние часы дали сбой. Дело совсем не в том, что я стремлюсь к совершенству и занудно фиксирую время, нет. Я приобрел привычку чувствовать время, когда занимался челюстно-лицевой хирургией. Тогда продолжительность операции была важным фактором качества работы. А иногда даже вопросом жизни и смерти для пациента.
Теперь я автоматически проверяю время приблизительно через каждые 20 минут. В условиях жесткого тайминга оперирующий хирург учится оптимизировать действия: не менять инструменты до тех пор, пока это не станет по-настоящему необходимо, доводить все движения до совершенства, держать операционное поле и инструменты в чистоте и т. д. Применительно к аутопсии эти принципы облегчают работу и минимизируют усталость.
Вскрытие – это работа, требующая огромных усилий как в физическом, так и в психологическом плане.
Приходится стоять на ногах, перемещать тело, совершать многочисленые режущие движения – все это требует большой энергозатраты. А также полной и продолжительной концентрации внимания на протяжении всей операции: ни одна деталь, даже самая, на первый взгляд, незначительная, не должна остаться незамеченной – она может полностью изменить ход расследования. Хронометраж – хороший способ контроля за выполнением действий. Если время затягивается, необходимо либо привлечь помощников, либо сделать перерыв, либо и то и другое. Однажды нам с коллегами пришлось провести десять часов над изувеченным телом, пока мы не зафиксировали все 76 ран от ножа, плохо видимых из-за частичного обугливания и всевозможных обломков и обрывков разложившейся ткани[14].
Но вот я закончил работу с телом. Меня сменяет санитар. Наступает важнейший и обязательный этап судебно-медицинских процедур – восстановление внешнего вида тела. Другими словами, возвращение человеческого достоинства людям, чьи тела были объектом исследования во время аутопсии.
Чтобы иметь возможность спокойно работать над изувеченным телом, я должен отключить в себе любые эмоции и эмпатию независимо от обстоятельств.
Особенно когда речь идет о детях, ведь в голову неизбежно приходят мысли о своем собственном потомстве. Я пытаюсь убедить себя в том, что буду вскрывать того, кто никогда не дышал, не любил и не пел. Я всего лишь изучаю элемент уголовного расследования по просьбе судебных органов, чтобы помочь разобраться в обстоятельствах, которые привели к совершению преступления. Только в таком случае я чувствую себя вправе подвергать умершего этому последнему насилию, которым является аутопсия. С неизменным условием последующего приведения тела в достойный вид, чтобы умершего можно было показать его родственникам.
Но мне еще предстоит оформить биологический материал, составить список, сделать все необходимые заметки. А еще мне придется заняться писаниной: задание считается выполненным только после предоставления заключения. В сериалах судмедэксперт диктует свои наблюдения по ходу работы. На самом деле я очень редко делаю записи во время аутопсии. Раньше для этого я привлекал присутствующего в прозекторской секретаря или находил желающих среди следователей или студентов. Но, как только появились цифровые технологии, я предпочитаю словам фотографии: в простых случаях они выгодно заменяют целые страницы текста. Всего на нескольких снимках можно увидеть все столь необходимые детали – в цвете и в высоком разрешении.
Теперь мне остается только вернуться в помещение для переодевания, снять спецодежду, затем перейти к себе в кабинет, захватив карту памяти из цифрового фотоаппарата. Это герметичный водонепроницаемый фотоаппарат, который обрабатывается специальными дезинфицирующими растворами и после каждого вскрытия промывается водой. Я делал снимки на каждом этапе аутопсии, фиксируя таким образом все значимые в рамках данного расследования элементы. После переноса фотографий в компьютер можно составить предварительное заключение, которое я немедленно отправляю по электронной почте следователям и прокурору Республики. Или еще лучше: сразу составляю окончательный отчет, когда это возможно. После исследования можно составить лишь макроскопическую картину. И, разумеется, она не включает результаты анализов взятого мной биологического материала, идет ли речь о токсикологии или гистологии (микроскопическое исследование биологического материала). Это уже будет сводный отчет по запросу прокурора. Для составления такого отчета может потребоваться несколько месяцев – придется дожидаться результатов соответствующих анализов[15].
Уже почти одиннадцать часов. Биоматериал опечатан, я загрузил фотографии на сервер университетской больницы, передал свой отчет с несколькими фотографиями и сканами КТ и МРТ курьеру, отправил заключение в прокуратуру по электронной почте. Затем заглядываю к санитарам морга, чтобы пообщаться с ними и оценить качество их работы по приведению тела в достойный вид. Только тогда я могу расслабиться, выпить чашку кофе и спокойно провести остаток дня.
Конечно, иногда все проходит не так, как планируется. Мне нравится оставаться наедине с трупом – такой тет-а-тет напоминает мне начало моей карьеры, – но чаще зал для вскрытий превращается в настоящий муравейник. Это следствие развития профессии.
Подвалы с оружием
Адвокат подскочил на месте как ужаленный. Красный от гнева и в черной мантии. Как в одноименном романе Стендаля – «Красное и черное».
– Ваша честь, доктор Сапане – судмедэксперт. Он неправомочен говорить об оружии, найти которое нам так и не удалось.
Но председатель суда невозмутима: «Продолжайте, доктор».
Адвокат устраивает спектакль: «Это возмутительно! Это не суд, а судилище! Почему вы не пригласили на процесс эксперта по баллистике?»
Его театральные крики выводят из сонного оцепенения присутствующих в зале суда присяжных заседателей. Наконец-то происходит хоть что-то интересное. Вот уже два дня как все ужасно скучают. Следует отметить, что дело, которое рассматривалось в тот день судом присяжных заседателей департамента Вьенна в Пуатье, отличалось запутанностью и драматизмом. В боксе для обвиняемых – 39-летний Фредерик М. Его судят за попытку убийства. В зале судебных заседаний присутствуют пострадавшие: бывшая сожительница обвиняемого Кристель, самый старший из ее детей Брайан и друг обвиняемого стрелка Джамаль. Все трое тремя годами ранее получили пулевые ранения из 9-миллиметрового пистолета Фредерика во время бурного конфликта прямо посреди парка в квартале Болье в Пуатье.
Меня привлекли к этому делу через год после описываемых событий, когда следователь, которому его поручили, пригласил меня поучаствовать в следственном эксперименте. Трое раненых были обследованы при поступлении в отделение университетской больницы. Судья хотел сравнить мои выводы с показаниями различных участников этой истории. Я ознакомился с историями болезни, медицинскими выписками и
