по всей Одессе.
— В газетах писали, — невозмутимо рассказывал Бакута. — Одним словом, наделала шуму моя находка. Из Санкт-Петербурга приехал знаменитый профессор и хотел ее купить у меня. Но я ему сказал, что она мне самому нужна… для смеху. Профессор неделю прожил в Одессе, с утра приходил на двор и прямо убивался у сарая. Он мне давал… десять тысяч, но я сказал, что капиталом не интересуюсь, и он безутешный уехал.
— Что же вы с ней сделали, с черепахой? — запинаясь, спросил Андрей. Он всегда, не задумываясь, верил боцману, но на сей раз чувствовал что-то неладное.
— Подарил хозяйке, — скромно закончил Бакута. — Все равно, думаю, подохнет животное, зачем его мучить? Я прикончил черепаху, распилил панцырь, и хозяйка получила дивное корыто. С тех пор прошло двадцать пять лет, но если хозяйка жива, она и по сей день стирает в нем белье. Такое корыто будет служить тысячу лет.
Ночью друзья спали крепко, как никогда. Не спал один Головин. Он нес вахту и, глядя на звезды, ожидал первого признака рассвета.
Раскинув ноги и руки, громко храпел Бакута. Временами он поворачивался с боку на бок, открывал глаза, приподымался, осматривался вокруг, потом опять с ворчанием укладывался и через секунду засыпал.
Нина, свернувшись клубком, была похожа на ребенка, и рядом с ней, подложив под щеку кулак, спал Андрей. Молодой матрос часто стонал во сне, и, слыша его жалобные вскрики, штурман вспоминал погибших товарищей и Леонарда Карловича Кланга.
Под звездами тропической ночи медленно двигалась шлюпка. За кормой вспыхивали фосфорические огни. Опять застонал Андрей, боцман грузно перевернулся и глухо пробурчал: «Отставить». Головин лежал на корме, рассматривая созвездие Южного креста и спустившуюся к самому горизонту Полярную звезду, которая недавно так высоко мерцала на ночном небе Камчатки. Тихие всплески перебили его мысль. Через минуту всплески послышались уже совсем близко, у самого борта. Решив подняться, Головин схватился за борт шлюпки и вдруг нащупал жилистую человеческую руку. Он застыл, оборвав дыхание. Не веря себе, он хотел разбудить друзей, но в этот миг человеческая ладонь легко сжала кисть его руки.
—————
Глава пятая
«Скажите, кто мы?»
В первую секунду штурман подумал, что все происходящее — галлюцинация, возникшая в результате голода и жажды.
Но вот мокрые пальцы разжались и выпустили его руку. Штурман резко обернулся. За шлюпкой темнела спокойная вода. Яркие, светящиеся фосфорические огни искрились под кормой. Сияющее изумрудное пятно, вспыхивая и угасая, медленно опускалось в черную глубину.
И вдруг уже впереди послышался всплеск, и в глубокой темноте за парусом промелькнул человеческий силуэт. Откинувшись назад, Головин ясно услыхал, как кто-то взобрался в шлюпку и, чуть слышно отфыркиваясь, сел возле спавшего Мурашева.
В безлунной тропической ночи нельзя было ничего увидеть, но человеческий силуэт смутно вырисовывался на фоне неба, закрывая собой часть звезд.
— Кто на борту? — громко спросил Головин, и в ту же минуту проснулся Андрей.
— Что за человек? — вскинув руки, воскликнул он. — Боцман, штурман, кто это?
От голоса Мурашева проснулась Нина. Она также застыла в изумлении, а штурман тем временем будил боцмана. Но не так-то легко было растормошить Бакуту!
Загадочный человек, появившийся из глубины океана, продолжал неподвижно сидеть на носу шлюпки.
— Кто на борту? — повторил свой вопрос Головин. — Мурашев, разбудите боцмана, — приказал он и опять обратился к силуэту: — Отвечайте, я жду.
Но человек молчал.
Тряся изо всех сил за плечо боцмана, Мурашев, наконец, разбудил его.
— На вахту? — зевнул боцман, расправляя плечи, и сразу притих. — Кто это? — встрепенувшись, спросил он, глядя на незнакомца.
Не получив ответа, Бакута вскочил и схватил неизвестного за руку. По-видимому, боцман сделал это достаточно энергично, так как тот жалобно вскрикнул и торопливо залепетал:
— Огайо!.. Огайо!..
— Японец, — выпалил Бакута. — Я их, закрыв глаза, узнаю. «Огайо» — это на их языке «здравствуйте».
Быстро светало. В фиолетовом воздухе, краснеющем от еще скрытого за океаном солнца, моряки уже четко видели своего странного гостя. Это был низкорослый костлявый японец с тонкими искривленными ногами. Повязка из синей материи обтягивала его бедра. Маленькими ладонями сухощавых рук он беспрестанно растирал свою мокрую грудь.
Он сидел, точно во сне, закрыв глаза, и только движения его рук указывали на то, что он бодрствовал. Через несколько минут, когда взошло солнце, японец перестал растирать грудь и открыл глаза. И мигом преобразилось его лицо. Сверкающие, черные, прищуренные глаза скользнули по сидящим в шлюпке. Маленькое лицо сморщилось, и вдруг японец улыбнулся.
— По моему соображению, — сказал боцман, — этот человек, как и мы, спасается с аварийного судна. Кушай, — указал он ночному гостю на черепаху. — Мало-мало кушай — ваша любит черепаху…
Японец отказался, и когда боцман обиженно спрятал мясо, он встал и, к удивлению Головина, принялся убирать парус.
— К чему это он? — спросил Бакута, очевидно ожидая приказаний штурмана.
— Не мешайте, — внимательно следя за движениями японца, сказал Головин. — Посмотрим, что будет дальше.
Ловко и аккуратно свернув парус и сложив его под банкой, японец взялся за весла, знаком приглашая друзей сделать то же самое. Когда моряки подняли весла, японец перебежал на корму, сел у руля и повернул шлюпку.
Не возражая ему, друзья гребли, ожидая, что в конце концов он разъяснит свое поведение. Но не прошло и часа после восхода солнца, как на юге показалась синяя полоса земли. Очень скоро шлюпка пристала к скалистому берегу.
— Хелло! — раздалось за спиной Головина.
Моряки, вытаскивавшие шлюпку на берег, не заметили, как к ним подошли двое людей. Один из пришедших, обратившийся к морякам, был высокий, худощавый, белокурый европеец с длинным, бледным лицом. В стороне от всех остановился пожилой тучный японец в белом тропическом костюме. В то время как европеец пожимал прибывшим руки, японец раскланивался, не двигаясь с места, и его равнодушное лицо ничего не выражало.
— Поздравляю вас, — сказал по-английски европеец. — Судя по всему, вы испытали немало лишений. Извините, я не осведомился, говорите ли вы по-английски, — спросил он Бакуту.
— Литль, — с готовностью ответил боцман, но больше он не нашел слов и смущенно спрятался за спину штурмана.
— Я говорю по-английски, — поспешил заявить Головин. —
