меня шире… для него. В этих пальцах и ямках на коже под ними – сейчас вся его страсть, которую он будто силится не отпустить, не давая волю члену. Я знаю, я помню. Только что он напомнил мне, что уже врос в меня, до потери дыхания, до полного забвения… Такое не выкорчевать.
Накрыла одной рукой стиснутые пальцы, поглаживая каждый, другую положила на собственную грудь. Сжала со стоном, не отпуская взгляд расширенных зрачков, разжала, сжала снова. Облизала палец и потёрла стоящий сосок… Крис не отводит взгляда от представления, ускоряя темп… заторопился.
Шея затекла, но, кажется, я готова провести так и целую жизнь. Под ним. Закусила губу, теперь стоны прорываются обрывочно. Моё бедро – его пальцы – мои пальцы… проходятся по каждому, как совсем недавно по члену. Мужчина дышит шумно, шипяще, быстро, как после бега. Глаз не отводит от груди.
Несколько толчков, и он натянул меня на себя, содрогаясь, изливаясь. Потное, горящее лицо упало в мою грудь. Ладонью тут же накрыла тяжёлую голову.
Вот так… как всё и должно быть. Ты – мой. И всегда был только моим. Как бы всё не выглядело глазами других.
Глава 5.
Гром разразился… как гром! Среди ясного неба.
Распахнула глаза: в кабинете потемнело. Жаркое солнышко закрыла огромная туча. Поддакивая громовому раскату, гулом завыл жаркий ветер, словно обдал паром.
Крис поднял голову, глянул мутно, словно ото сна.
Впрочем, так оно и было. Словно сон.
Под песни стихии, молча оправили одежду, маркиз нашёл и вернул очки.
Нет ожидаемой неловкости, вместо неё – чувство, словно время повернулось вспять. И мы снова оказались под стеной городского дома маркиза, спрятались за живой изгородью. Голодные и жадные друг до друга…
– Скажи, ты… я не сдержался, – поманил меня на софу.
– Не беспокойся. Я пью настойку.
Пауза.
– Зачем? – наилогичнейший вопрос, который может задать мужчина.
– Что, прости? – мы только присели. Маркиз развернулся ко мне.
– Странный вопрос.
– Перефразирую: у тебя кто-то есть?
Ещё один раскат грома и на замок обрушился дождь.
– Кристофер. Я вообще-то замужем.
– И ровно четыре года не видела собственного мужа. Как и сына, которого не рожала, – ну, что тут скажешь. – Ты пьёшь настойку, значит у тебя есть…
Он встал, беспорядочно принялся собирать бумаги, разбросанные ветром.
А мне сейчас нужно быть очень осторожной. Нельзя с ним конфликтовать. И злить его нельзя. Как и будить его болезненную и раньше ревность. Помнится, когда-то он сам, без моей помощи, неплохо это делал.
– Это ничего не значит. Можно сказать, что только что там закончилось всё, что было, – подошла к нему. Села на пол, прямо на колени так, чтобы хорошо проглядывалась вздымающаяся грудь. Склонила голову.
– Хорошо… – бумаги были отброшены. Мать-Земля! Века сменяют свой бег, а инстинкты человека остаются теми же. – С этой минуты никого не должно быть. Только я, – пальцами бережно поднял подбородок, внимательно следя за моими глазами.
Ох, Кристофер… всё, что хочешь. Только дочку не увози.
– Конечно, – я сама потянулась за поцелуем, о котором мечтала последнюю минуту.
И снова пришлось буквально отлипляться друг от друга.
Нужно взять на заметку: все разговоры с отцом моего ребёнка вести только после секса. Беседу, моей твёрдой волей, было решено вести за столом. Эти соприкасающиеся колени, блуждающие руки… сидя рядом на маленьком диванчике мы не до чего не договоримся.
Постепенно страх отпустил. Сложно не поверить: он ошарашен не меньше моего. Не собирается ни мстить, ни наказывать меня, а если передумает, кажется, мне уже известен способ смены его настроения.
– Я не могу тебя понять. Просто не могу, – заболтать его рассказами о птичке не получилось, – мне иногда кажется, что вы, женщины, какой-то другой вид млекопитающих. Не поддающийся никакой логике. А ты – первый, от того экспериментальный, образец этого вида. Другие хотя бы делают вид, что нормальные…
Фыркнула, едва не расхохотавшись.
– Не ломай свою гениальную голову, – улыбнулся быстро. Едва-едва. Мать-Земля, самомнение у нас с годами не уменьшилось. Запомню. – Не жеманничай, это правда. Один тот твой проект…
– Эльташа! Не заговаривай мне зубы! Если тебе и удастся заболтать меня сейчас, завтра я всё равно об этом вспомню. Моя дочь не будет расти под чужой фамилией. Она должна стать Эука. Получить титул маркизы а не замшелой графиньки, графства, размером с горошину.
– Хорошо. Хорошо, я понимаю тебя. И полностью с тобой согласна. Кристофер, давай представим, что всё делаем по-твоему: король даёт согласие на признание тобой Эстер, мы едем в Прасгал, проводим обряд принятия. Всё проходит хорошо, но дальше: нам не удастся сделать это тихо. Священники, нотариусы, секретари, писцы, в конце концов. Пойдут слухи. Ты хочешь, чтобы так росла Эстер? Окружённая шёпотками, постоянно оправдываясь? – взгляд напротив всё внимательнее. А мужчина всё тише. Слушает, не перебивает.
– Сейчас для неё открыты все двери Ондолии. Любой дом, каждая семья почтёт за честь принять у себя дочь и жену главного менталиста королевства…
Маркиз, казалось, ушедший в себя, встрепенулся.
– Я не согласен. Нет. Ты ему не жена, Эстер не дочь. Вы мои. Если ты желаешь прикрываться дальше, если тебе стало так важно, что думают другие – оставайся на прежнем месте. Эстер будет Эука! – Крис потянулся к горловине белоснежной, уже просохшей рубашки, расстегнул верхнюю пуговку. – Демон подери! Таша! Любой мужчина на моём месте был бы уже на полпути в Прасгал! Уму непостижимо, что я слушаю твои россказни. Эстер Эука. Точка. Ты либо с нами. Либо остаёшься графиней Дортконд!
– Не злись, – мягко подступила к нему, ладони уложила на плечи, слегка огладила. – Конечно я с вами, но ты должен понимать, какой это скандал. Я не самая неприметная личность, Дортконд… – продолжила поглаживать рельеф плеч, рук, что мужчина расставил, обхватив стол в ширь. – И, Крис… в каком качестве?
– Жены, – маркиз откинул голову на спинку кресла, веки прикрыты.
– Второй? – очень интересно. Да пусть думает, что хочет. Пусть считает, что я со всем согласна. Лишь бы с ребёнком не разлучил. Потом же не подберусь.
– Единственной, – прозвучало очень… весомо. Проникновенно.
Он открыл глаза, закинул голову, глядя на меня снизу. Сама не поняла, как моё дыхание участилось от этих слов.
– Мы оба овдовели, а я и не знала?
– Мы оба разведёмся, – он встал, бедром опёрся о стол, притянул меня к себе. Заключил в объятия, – эти годы… я не мог приехать раньше. Мне… Демонски сложно говорить. Не перебивай, дослушай. Мы с дядей заключили договор. Почти рабская работа на страну, права на
