же, зайдя в первый зал, куда я следую за девушкой, вижу, что интерьер стал более молодежным и современным: нет той роскоши, которую я помню в детстве. Однако, это не касается самих стен, что выполнены в барочном стиле эпохи просвещения: светлые тона, резные узоры и дорогие велюровые шторы.
Оглядываю зал: он полностью забит до отвала. Мужчины в строгих костюмах, женщины в шикарных платьях увешаны дорогими украшениями. Ощущаю, что в воздухе витает аромат роскоши, и мне это, чертовски нравится.
Замечаю, что около окна сидит мать, отец, его лучший друг детства — Давид со своей женой и дочерью.
Поджимаю губы, потому что не очень рад видеть их чадо, и кажется, мне придется держать язык за зубами, чтобы не высказать пару тройку ласковых замечаний про ее умственные достижения. Хозяйка провожает меня до столика.
— А вот и гордость семьи! — восклицает Давид, улыбаясь мне.
— Спасибо, что подождали, — задорно отвечаю им и протягиваю руку Давиду. Он подтянут, в хорошем сером костюме с шелковым галстуком в тон костюму. Серые впалые глаза, небольшая аккуратная бородка и проседь середины в густых светлых волосах.
— Да ты вымахал, — добавляет он и жмет мне руку.
— Мама уронила меня в ведро с фактором роста у папы на работе в детстве, вот и вымазал, — отшучиваюсь я.
Все оценивают мою шутку и, кажется, становится немного легче. Отец уже не та напряжем, мама вроде бы расслабилась…
Отец поднимается со стула и крепко меня обнимает. Я не видел его месяц. Я был в отпуске, а он на Научной конференции, что проходила в Германии, а потом отцу пришлось ехать в другой город Германии, чтобы проводить еще и с семинаром для аспирантов, будущих научных работников.
Целую матушку в щеку. Та улыбается мне в ответ милой улыбкой. Подхожу к Диане Рамазановой, что является женой Давида, и целую ее в кисть ее руки.
— Ну какой же душка, — говорит она, а после, обнимает меня.
Диана — женщина лет сорока, доктор наук, специалист по нейробиологии. (Не моя тема вообще). Большие темные глаза, нос горбинкой, пухлые губы. Пышные формы фигуры и невероятно красивый голос. Слушать ее для меня — одна услада.
А вот рядом сидящая Эльвира — еще та заноза в жопе. Я беру ее руку и целую в кисть. Замечаю, что девушка светится от счастья, но увы, она не в моем вкусе.
Нарощенные ресницы, на которых можно улететь в космос., Татуажные брови, что темнее чернее гуталина, накаченные филлерами губы напоминают мне рыбу Cheilinus undulatus, которая из семейства губановых. Боевой макияж, словно, она собралась в цирк. Слишком откровенное платье, где конца и края не видно декольте, и… огромные длинные локоны с начесом.
Как только мои губы касаются ее кисти руки, я ощущаю, что Эльвира вздрагивает.
— Рада видеть тебя, — говорит та, вот только я не рад ее видеть. Совершенно!
Сажусь за стол и поправляю костюм, растягивая его на одну пуговицу.
— По-прежнему, работаешь допоздна? — интересуется Давид, поднеся к губам бокал с вином.
— Как и все увлеченные исследователи. В науке не без жертв, — с улыбкой на лице дают тот ответ, который от меня все ждут. Подоспевший официант предлагает налить алкоголя.
— Нет, спасибо, — закрываю бокал рукой, отказываясь.
— Ты посмотри, какой у тебя сын правильный вырос, — с издевкой обращается к моему отцу Давид. — Я восхищаюсь им!
— Да, и Марк похорошел, — добавляет Диана Рамзановна, оглядывая меня интересующим взглядом. — Возмужал, я бы сказала!
Хочется что-то ответить колкое, однако, не могу сообразить. На меня исподлобья смотрит Эльвира. Она, словно, голодный хищник, с любопытством рассматривает меня, строит глазки и часто облизывает губы. От этого зрелища мне становится противно.
— Марк в последнее время очень много работает, — оправдывает меня мама, хотя я этого не просил. — Теперь он руководит целой лабораторией, Ему скоро защищать докторскую!
— В двадцать шесть лет? — восклицает Давид и кладет в рот кусок мяса.
— Да, — гордость интонации матери подбадривает меня. — Поэтому, Марк все свободное время посвящает своему исследованию.
— И что же ты исследуешь?
В это время, официант приносит блюдо, на котором лежит отборный кусок мраморной говядины, и выглядит он лучше, чем тот кусок мяса, который сегодня жевал Арсений. И надеюсь, что на вкус он тоже — лучше.
— После защиты я решил окунуться в новое направление, меня заинтересовал вирус папилломы человека. Крайне неприятная штука, целая эпидемия среди населения! До защиты докторской, по протоколу, я не имею право разглашать данную информацию.
Если бы не женщины, сидящие в нашем кругу, то быть может, мы могли бы поговорить на мужские темы, совершенно не стесняясь в высказываниях. Но из-за идеального воспитания, приходится изворачиваться в высказываниях.
— Ну точно, вылитый Борис!
— А что не так? — басом отвечает отец.
Давид с отцом — давние друзья. Прошли через огонь и воду: вместе прошли в армию, вместе отучились, и вместе построили каждый свой бизнес.
— Да все так, — добавляет Давид, размахивая рукой с бокалом вина. На его рязанце красуется драгоценный перстень с темным камнем. — Я же из лучших побуждений это говорю! Тебя, как и его, не испугать новым проектом!
Отец улыбается ему в ответ и продолжает жевать мясо.
— Как ты, мальчик мой? Что у тебя нового? — переводит разговор в другое русло моя мать, пригубив вино.
Моя мама — единственная женщина на планете, которую я боготворю. Невысокого роста, темные, слегка курчавые, волосы, мягкие черты лица, которые уже успели тронуть своей рукой старость, и добавить в уголки глаз и губ небольшие морщинки. Подтянутая и вечно следящая за собой. Глаза у меня мамины — серо-голубые. И я помню, как отец смеялся в детстве над тем, что я вылитая копия матери. Светлана — так ее зовут. Прекрасное, светлое имя для такой святой женщины.
На ней темное строгое платье, с вырезом лодочкой и аккуратные сережки-гвоздики с бриллиантами. Мама доброжелательно улыбается мне, пока я собираюсь с мыслями.
— Увы, мне похвалиться сегодня нечем, — отвечаю я, и перед глазами всплывает Яна Аланина, которая меня облила кофе и на дерзила. Но она явно не то, что хотела бы услышать малышка. А вести светские беседы о своем отпуске я уж точно не планирую.
— Как на работе?
— Сносно, правда, Максим
