внешней стороны.
— Еще раз, — требует, сверкая глазами и как-то хищно водя носом возле моих волос.
— Рэйнер, — произношу полузадушено. — Можно еще вопрос?
— Можно? Если поцелуешь меня, — выдвигает условие. — По-настоящему, как любовница. У тебя есть такая функция.
— Не путай. Это у куклы есть такая функция, не у меня, — возражаю.
— Вас не спутать. Я с закрытыми глазами пойму, кто передо мной, — говорит странное. — У каждой женщины есть функция любовницы, встроенная природой, не программистами.
— Это не так…
— Ты хочешь спорить, или задать вопрос? — перебивает меня Орсо.
Не отвечаю. И так понятно, чего я хочу. А значит, нужно идти на уступки. Хотя… это даже не уступка, а бартер. Да. Я — ему, он — мне. Почти деловые отношения. Почти…
— Я не хочу спорить, — отвечаю и вижу, как загораются и расширяются зрачки в глазах мужчины.
— Рад это слышать.
Насколько он рад я вижу невооруженным взглядом и даже чувствую бедром всю, так сказать, мощь его радости. Мне даже не приходится тянуться к его губам. Они рядом. В миллиметре от моих. Но кто бы знал, как иногда тяжело преодолеть даже этот миллиметр. Опять вспоминается мое былое замужество. Я никогда не целовала мужа первой. Шутливо клюнуть в щеку могла. А вот чтобы со страстью и желанием — никогда. Неловко как-то было. Стыдно. Что я — распутная женщина, чтобы так себя вести? А теперь вот оно как…
— Ладно. Не хочешь…
И отодвигается. Манипулятор! Хватаю его за волосы на затылке и крепко сжимаю. Замечаю, как вспыхиваю его глаза, а лицо становится словно худее, с более резко очерченными скулами. Но отступать поздно!
— Куда собрался, волчок? — спрашиваю, наверное, больше со злостью, чем сексуально.
И сразу, как вниз с обрыва, прижимаюсь своими губами к его. Тут же приходит осознание: я не знаю, что дальше делать. Понятно, что этот мой захват губами больше похож на поцелуй Брежнева со товарищами, чем на жадные лобзания горячей любовницы. Но что поделать?? Не обучены были. Не, теорию я знаю, а вот с практикой…
На секунду в голове мелькает мысль: возможно, стоит немного расслабиться и дать кукле свободу. А что? Это решит мое затруднение. Додумать крамольную мысль не успеваю. Орсо с рыком валит меня на кровать и, вжавшись телом, принимается страстно и очень рьяно целовать. Все, кончилось у собачки терпение.
* * *
Горячие, жадные поцелуи спускаются по шее, проходят по груди, не пропуская ни одного сантиметра кожи. Мурашки шустро разбегаются от мужских губ, потом опять сбегаются в одну кучку, чтобы снова рассеяться по всему телу колючими иголками, заставляя меня ежиться от неприятных и одновременно слишком приятных ощущений.
Вообще все, что делает Рэйнер с моим телом какое-то противоречивое. На грани. Слишком острое. Я то впиваюсь ногтями и притягиваю его к себе, а то отталкиваю, пихаясь едва ли не ногами. Ощущение, что он хочет душу из меня вытрясти и надо сказать, у него это уже почти получается. Под его жадными губами и горячечными ласками забываюсь кто я и зачем здесь.
Но помню, что не хочу… вот так… как кукла.
— Что? — спрашивает Рэйнер в мои истерзанные губы.
Разве я что-то говорила? Не помню…
— Не хочу… как кукла
Останавливается, приподнимается на локтях, нависая надо мной. Глаза горят желтым светом.
— Не хочу как кукла, — даже для меня самой слова звучат жалко. Рассердится?
— А как хочешь? — спрашивает.
От удивления замираю, даже не зная, что сказать. Не готова была, что он опять остановится и даже поинтересуется, чего я хочу.
— По взаимности хочу, — говорю от всего сердца.
— А сейчас ее нет? — интересуется Рэйнер, чуть наклонив голову к плечу.
— Нет, — отвечаю.
— Ты странная. И противоречивая. Я же чувствую, что ты хочешь меня, — наклоняется и проводит носом по моей шее, дышит в ухо, чуть прикусывает мочку, отчего я вздрагиваю всем телом, словно через меня прошел разряд электричества. — Но ты зачем-то сопротивляешься. Зачем?
— Я не могу… вот так… с кем почти не знакома, — отворачиваюсь от его слишком внимательного взгляда. Кажется, он мне в душу заглядывает. — Я знаю, что ты купил это тело. И если захочешь…
— Нет уж. Я силой никого не беру, говорил уже, — отодвигается, смотрит с каким-то отчуждением, отчего мне сразу становится неуютно из-за собственной наготы. — Не вздумай прикрыться.
Говорит так, словно прочел мои мысли, поэтому не двигаюсь.
— Можно…
— Что?
— Можно я все-таки спрошу то, что хотела спросить?
— Ты же не отстанешь, да? — что-то вроде намека на улыбку изгибает уголки его губ.
— Не отстану, — тоже слегка улыбаюсь. — Ты сказал, что я биоробот, то есть внутри все живое. Как я могу ничего не есть и не пить, и при этом существовать?
— Пить ты должна. У вас у всех, насколько я знаю, есть эта функция. Просто тебе не нужно столько, сколько нам. Есть специальный биораствор, он идет в коробке вместе с тобой, а в дальнейшем его можно покупать, если будет нужно. Так вот, раз в неделю, его нужно развести в стакане воды и дать тебе. Он полностью восполняет все твои потребности в питательных веществах и жидкости.
— Как удобно. А что будет, если я начну есть обычную еду? — спрашиваю из любопытства.
— Не знаю, — пожимает плечами, снова привлекая мое внимание к своим бугрящимся мышцам и гладкой смуглой коже. — Никто так не делал, не уверен, что ты сможешь переварить обычную еду.
— Ясно. Знаешь, мне немножко грустно. Что уже и зубы хорошие есть, а вонзить их в мясо все так же не могу.
В полной тишине раздается какой-то странный, хриплый звук. Я даже не сразу понимаю, что это смех. Удивленно смотрю на Орсо, который издает эти звуки, правда, недолго. Замолкает, словно сам удивленный, что это доносилось из его рта.
Глава 6
— Зачем ты купил себе куклу? — внезапно задаю вопрос, который давно крутится у меня на языке.
— А почему ты спрашиваешь? — интересуется мужчина, изогнув бровь.
— Просто… ты не производишь впечатления…
— Смелее. Говори.
— Не производишь впечатление садиста. Или извращенца.
— А как, по-твоему, выглядят извращенские садисты? — усмехается Орсо. — Тощие, в очках и затюканные мамочкой?
— Что-то вроде того, да.
— У нас таких нет. В нашем мире женщины — это приложение к мужчинам. Если рождается сын, его с трех лет забирают на воспитание в специальную школу. Там нет мам и пап. Зато есть строгие воспитатели, педантичные учителя и режим с дисциплиной.
— Ужас, — выдыхаю.
— Ничего подобного. Мальчики быстро взрослеют и становятся мужчинами. Самые достойные —
