— Двадцать семь футов в высоту и четыре тонны весом, — снова просветил нас Джордж.
В центре радужным светом переливалась колонна в форме осколка айсберга. Вода каскадами стекала с нее в необъятный хрустальный бассейн. Когда мы двинулись дальше, Джордж сказал мне:
— Королева Виктория и принц Альберт устроили грандиозное торжественное открытие Великой выставки. Жаль, что вы не присутствовали. Но, возможно, вы увидите их в другой день. Я слышал, они планируют часто здесь появляться.
Я не стала говорить ему, что знакома с королевской четой. В 1848 году они сыграли свою роль в моих секретных приключениях.
Мы со Смитами осмотрели экспозиции, устроенные на площадках под верхними галереями. Каждая из них была посвящена одной стране или одной теме. В индийском павильоне мы полюбовались шелковыми коврами, шалями и композицией «Заклинатель змей». В павильоне Соединенных Штатов была выставлена фигура обнаженного греческого раба, которая произвела большой фурор. В павильоне Средневековья экспонировались алтарь, напрестольная пелена, канделябры и потиры. Мы побродили между железнодорожными локомотивами, гидравлическими прессами, фермерским и мельничным оборудованием и оцинкованной амазонкой верхом на коне. Мы видели вазы, изготовленные из человеческих волос и бараньего жира.
Грандиозность Великой выставки заключалась не в каком-то одном экспонате, а в уникальном собрании предметов, размещенных восхитительно красочно, что производило мощное впечатление.
— Ну, что вы об этом думаете? — спросил меня Джордж, пока мы слушали «Боже, храни королеву» в исполнении колокольного перезвона.
— Прекрасно, грандиозно, живо и ошеломляюще, — ответила я.
Он согласно улыбнулся.
— Говорят, ее каждый день посещает тридцать тысяч человек. Некоторые возвращаются не один раз.
Чтобы посмотреть все, одного раза действительно было недостаточно. Проведя там три часа, мы лишь поверхностно ознакомились с экспозицией. Притом все начинало путаться в голове. Единственное, что четко отпечаталось у меня в памяти, это модель парового воздушного корабля — баллон с горячим воздухом, соединенный с бойлером, двигателем и пропеллером. Огорошенная и утомленная таким изобилием оригинальных изобретений, я с удовольствием посидела в буфете и съела клубничное мороженое. А еще большее удовольствие мне доставило посещение того, что показалось мне тогда самым замечательным, — «комнаты уединения», первого в Англии заведения «общественных удобств», где за пенни я получила чистое сиденье для ватерклозета, полотенце, расческу и щетку для обуви.
Рада была я также и тому, что удалось несколько минут побыть в одиночестве и подумать. Наверное, это слишком для совпадения: чтобы Слейд оказался в Бедламе именно в тот день, когда очутилась там и я. Вероятно, мужчина, которого я видела, им не был. Но я твердо уверена, что совпадения случаются. Можно назвать это судьбой. Судьбой было то, что Джейн Эйр после ее побега от мистера Рочестера приютили давно потерянные кузен и кузины. Судьба свела нас со Слейдом в первый раз. Поэтому-то вопреки всему я продолжала верить, что безумец из Бедлама был Слейдом и что судьба опять нас соединяет.
Возвращаясь к Смитам через парк, я услышала, как кто-то окликнул меня: «Мисс Бронте!» Это был мужчина лет двадцати восьми с каштановыми волосами, одетый в коричневое пальто и коричневые брюки. Лучезарно улыбаясь, он спешил ко мне.
— Вы ведь мисс Шарлотта Бронте, писательница, не так ли? — спросил он.
— Да, вы не ошиблись, — рассеянно ответила я. Незнакомцы, читавшие «Джейн Эйр», часто узнавали меня, но обычно это случалось на литературных вечерах или в Йоркшире, где все всех знают. В публичном месте, в Лондоне, такого еще никогда не бывало. — Мы знакомы?
— Вчера вечером после лекции мистера Теккерея мы обменялись рукопожатием.
Я посмотрела на него внимательней. У него было розовощекое мальчишеское лицо, хрупкое телосложение и привычка склонять голову набок. Его большие, чуть навыкате карие глаза светились искренностью. Одежда была чистой, опрятной, но потертой на воротнике и обшлагах, туфли поношены, но начищены до блеска. Он не показался мне знакомым, впрочем, там, в салоне, было столько народу, что я могла и запамятовать.
— Что ж, рада видеть вас снова, мистер…
— Оливер Хелд, — схватив мою ладонь обеими руками, он энергично потряс ее. — Я так рад, что мы встретились! Я мечтал поговорить с вами. Обожаю «Джейн Эйр». Я прочел ее десять раз. Это моя любимая книга.
Он слишком долго держал мою руку, стоял слишком близко, склонившись ко мне, и его серьезные глаза смотрели мне прямо в лицо. Пробормотав слова благодарности, я попятилась, но он последовал за мной.
— Не могу дождаться, чтобы рассказать всем в школе, что я встретился с вами. Я преподаю географию, — пояснил мистер Хелд.
Меня не удивило, что он учитель: его речь была речью образованного человека, и я вполне могла представить себе, как мальчишки в классе передразнивают его.
— Я слышал, что вы тоже были учительницей. Это так?
— Да.
— Но потом вы стали знаменитой писательницей. Я тоже немного пописываю, — признался он. — Кажется, вы были и гувернанткой? — Когда я подтвердила и этот факт, он, похоже, обрадовался. — Надеюсь, вы извините меня, если я скажу, что именно такой представлял себе Джейн Эйр?
Слишком многие сравнивали меня с моей героиней, и хоть я отдавала себе отчет в подобном сходстве, это вызывало у меня чувство неловкости. Вежливо бормоча что-то о случайности каких бы то ни было совпадений, я искала повод ретироваться.
— Вы не замужем? — поинтересовался мистер Хелд.
Я ответила утвердительно, хотя мое стародевичество было деликатной темой, которую я не имела желания обсуждать. Люди считали, что причина крылась в моей невзрачной внешности, они не знали, что я отклонила четыре предложения руки и сердца, в том числе и предложение Слейда. Мистер Хелд начинал меня раздражать.
Он же воспринял мой ответ с восторгом:
— Я тоже свободен.
Беседа начинала приобретать оборот, который мне совсем не нравился.
— Сэр, мне было приятно поговорить с вами, но меня ждут друзья. Мне надо идти.
Присоединившись к Смитам возле экипажа, я тут же забыла о мистере Хелде — ведь это была всего лишь случайная встреча, не имевшая никакого значения, по крайней мере так мне казалось в тот момент. Мои мысли вернулись к Джону Слейду.
Я знала, что должна вернуться в Бедлам и еще раз взглянуть на того безумца.
Глава четвертая
В процессе сочинения я все больше осознавала, что рассказываемая мной история содержит гораздо больше того, что испытала лично я. Будучи некой целостностью, она включает важнейшие аспекты, с которыми я никогда не соприкасалась так близко, как те лица, которые вызвали их к жизни. Я могла лишь строить догадки по поводу связанных с ними обстановки, ощущений и переживаний. В этом, видимо, состоит ограниченность способа изложения от первого лица, что я почувствовала, уже когда писала «Джейн Эйр». Другие персонажи могли были быть нарисованы лишь такими, какими видела их она. Только от нее зависело, как будут представлены их действия и чувства. С той же проблемой я столкнулась, когда писала историю своих приключений 1848 года. Многое, что очень важно для понимания общей картины, происходило не со мной, тем не менее, я была единственным рассказчиком. И тогда я решила воссоздавать находящиеся вне моего опыта аспекты повествования, используя свое воображение, знание фактов и писательское умение. Так же я буду поступать и теперь.
