набрали…
— Придурок… — Сказал я достаточно громко для того, чтоб меня было слышно, но в то же время, не глядя на его самодовольную рожу. Типа, сам с собой беседу веду. — Держите карманы крепче… Хоть бы говорить нормально научился. Не русский, что ли…
— Эй, ты! Шваль уличная! Чего лопочешь там? А? — Моментально взвился Цыганков.
Не знаю, чем бы закончилась эта случайная встреча. Скорее всего, вряд ли чем-то хорошим. Потому как Цыганков, после моей реплики, отделился от своих друзей и сдвинулся в сторону, перегораживая дорогу. Я так понимаю, хотел спровоцировать меня на более конкретные действия. Однако, не успел. Возле будки вдруг нарисовался Клячин. Крайне неожиданно, между прочим. Я даже не понял, откуда он вынырнул.
— Реутов! Алексей! Ну, что такое⁈ Ждать-то долго? У меня время не казённое. И ноги тоже. Хожу тут, брожу…Автомобиль подан, товарищ слушатель. Уж не обессудьте, но не мешало бы Вам поршнями двигать пошустрее.
Чекист широким шагом направился ко мне. Подошел, подал руку для приветствия. Я, само собой, ответил тем же.
— Эх, Алексей! Прямо изменился за эти несколько дней. Оставил тебя пацаном, а сейчас — почти мужик! — Клячин вдруг дернул меня за руку к себе, а потом вообще крепко обнял. Будто мы с ним самые настоящие друзья.
Цыганков, впрочем как и остальные члены его компании, завис, наблюдая эту встречу на Эльбе. Тем более, Николай Николаевич был одет в форму. Даже если зятёк какой-то там шишки какого-то там городишка не видел прежде Клячина, уж по знакам отличия он точно догадался, не последний человек мне вот так запросто руку жмет. Да еще открыто рассуждает о том, что он вообще тут только ради моей персоны.
Цыганков как-то сразу сдулся и отступил. Более того, вместе со своими товарищами поприветствовал старшего лейтенанта госбезопасности. Кем бы не был тесть этого придурка, а Николай Николаевич один черт по званию выше.
— Что это было? — Спросил меня Клячин, едва мы оказались за шлагбаумом. — Жду подробного отчета.
— Вы о чем? — Мне кажется, мой голос звучал вполне убедительно. Да и физиономия выглядела соответствующим образом. Мол, не понимаю, что не так.
— Какого ляда Витюша к тебе цепляется? — Клячин посмотрел на меня, а потом со всей дури долбанул по спине. По моей же, конечно. Кулаком между лопаток. Чуть легкие не выскочили через горло. — Да выпрямься! Волочешься, как мешок дерьма. Голову надо ровно держать. Ты кто есть? Хрен с горы или слушатель Школы Особого Назначения? И врать мне больше не вздумай. Нашёл, кому дурачка показывать. Цыганков тебя задеть хотел. Почему?
— Ну…– Я вздохнул…Интересно, как Клячин на все это отреагирует? — В общем, так вышло, мы немного повздорили. Я ему нос слегка подпортил.
Чекист удивлённо поднял брови. Молча. Но рожа у него выглядела гораздо выразительнее тысячи слов. Он этой рожей будто говорил — Да ладно⁈ Слегка⁈ Подпортил⁈
— Вот зачем Вы так делаете? — Я махнул рукой, намекая на кривляния Клячина. — Смотрите, как на придурка.
— Почему «как», Алексей? Обижаешь. Ты придурок и есть. — Николай Николаевич остановился возле уже знакомого «Воронка», открыл дверь. Мне кивнул на пассажирское сиденье, при этом продолжая высказывать свою глубокую мысль. — Ты ж из всех товарищей, которые находятся на территории школы, выбрать самого поганого человека. Витюша — известный в определённых кругах гражданин. Знаний — ноль. Талантов — с гулькин хер. А хер у гульки вообще отсутствует. Чтоб ты понимал. Ума — кот наплакал. А коты…
— А коты не плачут. Чтоб я понимал…Да все правильно, Николай Николаевич. Вопросов нет. Говорю же, так вышло. Он сам меня цеплять начал. Я ведь не знал, кто это такой.
Клячин, как ни странно, даже не разозлился, что я его перебил.
— Слушай, как складно у тебя все выходит. Сначала ты не знал, кто такой товарищ Шармазанашвили. Потом ты не знал, кто такой Цыганков. Может еще что-то произошло? Может ты еще кого-то или чего-то не знал?
Николай Николаевич уже завел машину и теперь наблюдал, как рядом, на пассажирском сиденье, устраиваюсь я. Чертовы двери… Ужасно неудобно открываются. Я сначала по привычке потянулся к неправильной стороне. Правда, в этом был один маленький плюс. Выиграл немного времени, соображая, надо ли рассказывать Клячину про Молодечного. Однако, чекист и сам сразу все понял. В том смысле, по моей безмятежной физиономии догадался, что-то реально произошло.
— Таааак…– Он сурово свел брови. — Рассказывай…
Причем его это «рассказывай» прозвучало с такой интонацией, будто я не проступок совершил, а сразу глобальный апокалипсис организовал.
— Николай Николаевич, ну, чего Вы сразу…
— Сразу⁈ Я не сразу, Алексей! Я удивительное терпение проявляю. Можно сказать, терпение, которое мне вообще никак не свойственно. Что ты натворил? Ну⁈
— Как бы сказать…– Я потер лоб. — Сержант государственной безопасности Молодечный. Знаете такого?
— Так…И? Знаю. — Лицо Клячина стало немного растерянным.
Видимо, эту фамилию он точно не ожидал услышать. Мы уже отъехали от Школы и двигались по дороге, которая петляла между деревьев. Поэтому чекисту приходилось смотреть вперед, чтоб не взерачится в какую-нибудь осинку или берёзку.
— В общем…я его вчера чуть не задушил во время драки. То есть не совсем драки. Это был, так сказать, учебный поединок. И я не хотел. Душить, конечно, не хотел. Но мне надо было выиграть. Нам Панасыч велел драться. То есть товарищ Шипко.
Клячин молчал. Молчал и с каменным лицом смотрел вперед. Похоже, всё-таки зря я начал каяться. Хотя, с другой стороны, все равно Николай Николаевич узнал бы. От того же воспитателя. Лучше я сам расскажу. Тем более, в моем исполнении это сейчас выглядит так, будто пацан делов натворил и переживает. А я, как бы реально переживаю, но совсем не за то, о чем способен подумать Клячин. Однако, несомненно, лучше в этой ситуации выглядеть чуть глуповатым, чуть растерянным парнем. Да и вообще… Гораздо удобнее, если Николай Николаевич будет меня недооценивать.
— Понимаете, нам сказали, можно любые приемы и любую хитрость использовать. А Молодечный этот… Он же специалист. Борьбой занимается…
Я не успел договорить. Заткнулся на полуслове, с изумлением наблюдая, как светлеет лицо старшего лейтенанта госбезопасности. А потом он вообще захохотал. Громко. Прямо даже заржал, как конь. При этом хлопал ладонями по рулю и едва не подпрыгивал на месте.
— Молодечного! Николая! Ой, не могу! Ой,
