— Однако возвращаемся мы не с пустыми руками.
Гросс достал из кармана сложенный лист бумаги и протянул Вертену. Развернув его, тот увидел грубый карандашный набросок бородача, сильно похожего на Климта, но с рожками и раздвоенным хвостом. Подпись печатными буквами внизу гласила: КЛИМТ.
— Откуда это у вас? — спросил Вертен, протягивая листок обратно.
— Лежал в книге, которую я смотрел у любезной фрау Плётцль. Сомневаюсь, что она ее читала. Скорее всего книгу принес Густав Климт.
— Ну принес и принес. Что в этом такого? Климт читает. В конце концов, он художник, а не варвар.
— Полагаю, что нет. Хотя с другой стороны…
— Пожалуйста, Гросс, не надо. Что это за книга?
— «Гениальный человек».
— Чезаре Ломброзо?[13]
— Он самый, — сказал Гросс. — Один из моих предшественников в области криминалистики, хотя я не полностью разделяю положения его теории, что преступные наклонности передаются по наследству. В некоторых случаях — да. Но итальянец слишком сильно полагается на антропологию. Вот, например вы, Вертен, с вашими высокими скулами и довольно хищным носом неплохо подходите под его физиогномический тип преступника, но я еще никогда в жизни не встречал человека с меньшими преступными наклонностями, чем вы.
— Благодарю вас, Гросс.
— Довольно странное чтение для вашего приятеля-художника, как вы полагаете?
Вертен эту книгу не читал, но знал, о чем она. Ломброзо считает художественный гений своеобразной формой наследственной душевной болезни. Он приводит чертову дюжину образцов живописи, которую характеризует как «живопись душевнобольных».
— Может быть, Климт вычитал в этой книге что-то и о своем искусстве, — проговорил Гросс со слабой улыбкой. — Тут есть над чем подумать.
* * *
В центр Вены они вернулись уже к концу дня. Пересели на другой трамвай, который доставил их на площадь Карлсплац. Сегодня там, как и почти во все летние дни 1898 года, собралась толпа зевак вокруг строительной площадки. В заборе были любезно просверлены отверстия, причем на разной высоте, для людей разного роста. Но теперь, когда сооружение уже устремилось ввысь, они были не нужны. Здание в форме куба венчал гигантский бронзовый шар, увитый лавровыми листами. Однако многим этот шар казался больше похожим на кочан капусты. Прохожие останавливались и, покачивая головами, перебрасывались шутками.
— Надо же, что придумали эти сумасшедшие художники.
— Похоже на гробницу, — заявила крупная полногрудая матрона, поднеся к глазам лорнет.
Гросс наконец не выдержал:
— Вертен, объясните ради Бога, куда вы меня ведете?
— Скоро увидите, — отозвался адвокат, не замедляя шага. Теперь пришла его очередь разыгрывать таинственность, как это делал Гросс во время визита в морг.
Он показал свою карточку красноносому привратнику у парадных дверей и, обходя препятствия, двинулся в вестибюль строящегося здания. В воздухе висела пыль, стучали молотки, громко переговаривались рабочие. Гросс был вынужден прикрыть уши ладонями.
Вертен почти сразу отыскал глазами нужного человека, который в том же самом длинном расшитом халате раздавал указания плотникам и малярам. В данный момент Климт показывал одному из них, как получить на стене нужную фактуру белого.
Адвоката он увидел раньше, чем тот его окликнул.
— Вертен, наконец-то. Что вас задержало? — Художник крепко сжал своей мясистой лапой руку Вертена.
— Нам нужно… — начал Вертен, но его прервал толстый рабочий с листом светокопии. Климту пришлось отойти с ним в сторону.
Гросс воспользовался этим, чтобы тронуть Вертена за рукав.
— Кто этот мусульманин? — Он насмешливо кивнул в сторону Климта, намекая на халат.
— Так это он и есть. Наш клиент.
— Чего же вы не предупредили?
— Хотел, но потом передумал. Решил, что так будет забавнее.
Климт наконец избавился от рабочего и подошел к ним, смущенно пожимая плечами.
— Позвольте мне представить вам моего коллегу, доктора Ганса Гросса, который любезно согласился помочь, — сказал Вертен.
Художник удивленно вскинул брови:
— Тот самый Ганс Гросс? Криминалист?
— Тот самый, — ответил Гросс, лучезарно улыбаясь.
— Как славно. — Климт неожиданно обнял криминалиста.
Тот застыл, прижав руки к бокам, недовольно глядя через плечо Климта на Вертена.
— У нас возникли трудности с вашей приятельницей из Оттакринга, — сказал адвокат, предварительно оглядевшись.
Однако Климт, видимо, полагал, что скрывать ему нечего, и громко спросил:
— Она сказала, что я не был у нее вчера ночью?
— Ваша приятельница вообще отказалась разговаривать. Как только узнала, что я ваш адвокат.
Климт положил свою медвежью лапу на плечо Вертена.
— Анна передумает. У нее была нелегкая жизнь. Она не привыкла доверять людям.
— Думаю, ей это не помешает, герр Климт, — произнес Гросс, вступая в разговор. — А тем временем мы могли бы проверить ваше алиби в те дни, когда были совершены другие убийства.
Климт посмотрел на Вертена.
— Это необходимо, — сказал адвокат. — Пожалуйста, сосредоточьтесь на числах, которые я вам назвал: пятнадцатое и тридцатое июня, пятнадцатое июля и второе августа.
Первые три убийства всколыхнули всю Вену, и многие горожане превратились в детективов. Дело в том, что убийства совершались через равные промежутки времени. Утром пятнадцатого июня было обнаружено тело Марии Мюллер, прачки. Затем, немногим больше чем через две недели, тридцатого июня, был убит Феликс Бруннер, слесарь-водопроводчик. Когда пятнадцатого июля случилось третье убийство, все решили, что замысел преступника ясен. Новое злодеяние он совершил спустя пятнадцать дней, и жертвой пала опять женщина из низов, швея Хильда Динер, мать четверых детей. Она вывела поздно вечером на прогулку собаку и не вернулась домой. Ее тело обнаружили в Пратере, как и остальных. Собаку так и не нашли. Таким образом, убийства происходили каждые пятнадцать дней, все жертвы были из простых людей. И соблюдалась последовательность — сначала женщина, потом мужчина, затем снова женщина.
Бульварная пресса призывала население выслеживать убийцу. Нетрудно было догадаться, что следующее преступление должно совершиться тридцатого июля и мужчинам следует быть настороже.
