них внимание обратил. Они такие большие, что я себя в них увидел, когда она на мою рубашку кофе вылила. Похуй на рубашку, у меня таких полный гардероб, захотелось вывести ее из равновесия. Чтобы она поплакала, попросилась. Я бы отпустил. Простил.
А она реально разделась и мою рубашку с пятном натянула, даже не пискнула. И еще на мой пресс пялилась.
Каким ветром ее занесло в «Небо», я не спросил. Может, подружка тут живет, и заучка к ней приехала? Не знаю, мне было похуй, я на тренировку летел.
Но когда увидел, как она сидит там и ревет, уехать не смог. А стоило. Потому что теперь перед глазами стоят ее охуенные длинные волосы, в которые захотелось зарыться. И такая же охуенная фигурка.
Лучше бы я этого не видел, как и раньше считал девчонку нудной заучкой. Хотя нудные заучки не смотрят с таким блеском в глазах на голые торсы.
Пока железо тягал, отвлекся, но потом опять началось. Я как о ней думать начинаю, стояк сразу напоминает, что я уже неделю без секса. Заучке сказал, что три дня, но то я цену себе набивал.
И в зале как назло никого стоящего. Я рано приезжаю, как только зал открывается, с утра обычно немного народу. Сегодня на час позже приехал из-за заучки, и все равно кандидаток на быструю еблю в раздевалке ни одной не вижу.
Можно позвонить Илоне, но это перегадить себе целый день. От нее сразу не отвяжешься, а у меня другие планы. Ну почему заучка отказалась такой перепуганной? Еще и целкой?
Потрахались бы в ванной, может, если понравилось, в спальню перешли. И разошлись бы как в море корабли, я даже блузку б вернул.
А теперь сидит в мозгах как заноза, не вытащишь.
Быстро передергиваю в душе и еду в офис. У меня встреча с адвокатом, надо подготовиться. Через месяц время вступать в отцовское наследство, и я хочу примерно понимать, чего ожидать.
Отец погиб когда мне было двенадцать лет. В завещании он указал, что я получу доступ к управлению компанией после двадцати одного года. А до того времени компанией будет управлять его друг и компаньон Гена Вишневский.
Этот уебок прибрал к рукам и компанию, и мою мать. Она вышла замуж через год после смерти отца. Вишневский хотел меня усыновить, но у матери хватило ума отказаться. И я стоял насмерть. Я его в детстве терпеть не мог, а сейчас просто ненавижу.
Вишневский ищет способы оттянуть момент ввода меня в состав учредителей и в совет директоров. Я потому и не поехал учиться за границу, не хотел развязывать ему руки.
Я знаю, что Вишневский лихорадочно банкротит компанию, выводит активы. У отца был друг, адвокат, я к нему пришел и попросил помощи. Теперь он следит за отчимом и документирует все его действия. Будет что представить суду.
За Вишневским установлена слежка, я потому и зачастил к ним за город, чтобы следить за прослушивающей техникой.
Отчим не знает, что я под него копаю, по крайней мере по нему не видно, что он меня в чем-то подозревает. И не скрывает недовольства, когда я без предупреждения заваливаю к родителям на ужин или на уик-энд.
После встречи с адвокатом заезжаю в ресторан, обедаю, потом кружу по городу и ловлю себя на том, что все время смотрю на часы. Прикидываю, стоит вернуться в «Небо» и завалиться к своим на ужин.
А что если я ее снова встречу? И понимаю, что меня тянет в свою комнату, в ванную, где сегодня была она. Большеглазая заучка.
Я даже имени ее не знаю, а она меня так торкает. Целый день из головы не идет.
Мне не нравится такая тенденция. Не хватало чтобы это переросло в зависимость. Надо избавиться от наваждения, и способ есть только один.
Мне надо ее трахнуть. Ничего, что целка, придется потерпеть. Может, так даже лучше. Быстрее привяжется, потом начнет страдать и лить слезы. Возможно, преследовать с немым укором в глазах, мы уже все это проходили. И меня отвернет еще быстрее чем привернуло.
От принятого решения поднимается настроение. Направляю автомобиль на выезд из города. Сегодня поужинаю с родителями, переночую у них, а утром снова поеду через поселок. И если не встречу заучку, поеду в универ и попробую достать ее адрес у секретаря.
И даже то, что я не знаю ни имени, ни фамилии заучки, не портит настроения. Въезжаю во двор, хлопаю дверцей машины — это для отчима, чтобы испортить ему аппетит. Они с матерью уже наверняка сидят за столом.
Взлетаю по ступенькам, прохожу в столовую. Я угадал, отчим с матерью сидят за столом, у Вишневского брови сдвинуты, глаза — злые щелочки.
— Не ожидал, что ты сегодня вернешься, — говорит, даже не потрудившись придать голосу видимость приветливости.
Отодвигаю ногой стул и плюхаюсь на него, складывая руки на столе перед собой.
— Что у нас сегодня на ужин, мама? — не удостаиваю его ответом.
— Сейчас. Ангелина, Ангелина, что ты там возишься, девочка? — зовет мама. Тянусь за хлебом.
— Ангелина? — поднимаю брови.
— Дочка Лидии, — говорит мама, и я вспоминаю, что наша горничная повредила руку. То ли сломала, то ли вывихнула. И мама собиралась найти ей замену.
Сначала смотрю на униформу, на дурацкий передник, затянутый вокруг тонкой талии. Сердце ударяется о ребра, когда поднимаю глаза выше и натыкаюсь на застывший взгляд своей большеглазой заучки.
Значит, Ангелина…
* * *
Ангелина
Прячусь за большим фикусом, отсюда Каренину меня не видно. А Анна, если надо будет, позовет.
Если бы я знала! Если бы я только знала, что Демьян ее сын, ни за что бы не согласилась подменять маму. Как бы она ни просила. Ни за какие деньги.
Что теперь делать? Что теперь будет?
Он же не поверит, что я не знала. Да какой дурак поверит? Точно решит, что я специально к нему под колеса бросилась. И специально вместо мамы сюда напросилась.
— Ангелина, будь добра, налей мне сок, — просит Анна Александровна.
Приходится покинуть гостеприимное убежище и вылезти из-за фикуса. Беру кувшин с соком, наливаю в стакан. Чувствую на себе пристальный взгляд, и мои уши не просто загораются Они пылают. Особенно когда в голове мелькают утренние кадры.
Я сегодня мылась в его душе… Господи…
Он меня видел голой. Мельком, но видел же.
Краска приливает к щекам, встречаюсь глазами с Демьяном, и делается еще хуже. Он заметил, что я покраснела! Заметил,
