Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
Он меня не дослышал. Набрал побольше воздуха и крикнул:
– Вздор!!. Немедленно прекрати молоть чепуху! Не надейся!!! Я тебе все равно не поверю, мерзавец! В лучшем случае ты сошел с ума, сволочь!
– Что ж, тем хуже для вас, – и я выстрелил.
Я промахнулся. Пуля просвистела в нескольких сантиметрах от его колена. Чисто интуитивно Ученый подпрыгнул козликом, а я выстрелил еще раз и попал ему в голень.
Он свалился, буквально подкошенный. Упал набок, перевернулся живенько на спину, сел и схватился, дурачок, за рану руками. И застонал, заскрежетал зубами, гримасничая от боли.
– Сдается мне, не выйдет у вас, господин Ученый, прожить остаток жизни так, как завещал коммунистический классик, так, чтобы не было мучительно больно, – вещал я, неторопливо к нему приближаясь. – Жалко вас, но я начинаю подозревать, что вы вовсе мне не товарищ, а совсем наоборот – вы приспешник двух разоблаченных предателей, почивших от моей карающей длани.
– Чушь... – простонал Ученый.
Я выстрелил. Я был уже близко от него, на расстоянии, с которого промахнуться трудно, но я промазал. Нарочно. Еще не хватало, чтоб Ученый истек без толку кровью. Нет уж! Такого подарка, как вторая огнестрельная рана, он от меня не дождется. Я выстрелил, и мне хотелось всего лишь увидеть страх в его глазах, а страха не было. Только ненависть. Лютая ненависть врага мучилась в плену покалеченного, нелепо толстого тела в сбруе с научно-исследовательскими побрякушками.
– Докажите, господин Ученый, что вы честный партиец, и я вас квалифицированно перевяжу. А не сумеете доказать... – я остановился в полутора шагах от него и опустился на корточки, дабы расположить наши глаза на одном уровне. – Мне приходилось, и многократно, принимать непосредственное участие в допросах врагов народа на Лубянке. Я очень, очень разносторонне знаком с человеческой анатомией, не верите?
– Чего ты от меня добива-а... а!.. – Толстяк в побрякушках закусил губу и сильно зажмурился.
– Больно, да? – Я откровенно над ним глумился. – Наверное, кость раздроблена. Клянусь, в мои планы вовсе не входило СРАЗУ дробить вам кости. Пуля-дура виновата, увы... А добиваюсь я от вас правды. Видите ли, разгадав фокус с клеткой, я прозорливо заподозрил, что вам, милейший, о текущей межзвездной экспедиции известно на-а-амного больше моего. Поделитесь, «профессор», не будьте жадиной-говядиной-мазохистом.
– И после таких слов... – он разлепил веки, оскалил стесавшиеся с возрастом кривые зубы. У всех русских были, есть и будут проблемы с зубами. У всех рас неарийского происхождения полость рта отвратительна. – После таких слов! Ты! Ты смеешь утверждать... Ты меня за идиота считаешь? Ты... – он застонал, то ли от приступа боли, то ли от избытка эмоций, и стон его закончился злобным, однако тихим, бессильным рыком.
– Ладно уж, – улыбнулся я. – Ваньку валять мне и самому надоело. Да, Техника заколол я. С него я начал. Довольны?
– Предатель!
– Ошибаетесь, я патриот. Только не жидобольшевистской России, а Великой Германии. Моя разведывательная... прошу извинить, для ваших ушей привычнее, когда мою деятельность называют «шпионской»... Так вот, моя шпионская деятельность началась в тридцатых. О внедрении, о том, как я завязал дружбу с НКВД, умолчу в целях экономии времени. Это совершенно отдельная история, в ней участвовало множество самых разных персонажей, и даже краткий пересказ займет не один час. Скажу лишь одно – весьма помогло делу то обстоятельство, что я очень, очень хороший врач. И еще скажу, признаюсь вам, господин враг, что уже много месяцев я нахожусь без связи со своей несчастной, попираемой чуждым солдатским сапогом Великой Родиной. Мой связник спалился, а замену ему не прислали. И, между тем, сей прискорбный факт отнюдь не остужает мой профессиональный интерес к той секретной информации, коей вы, безусловно, владеете. Не бойтесь, господин хороший, дробить крайние фаланги ваших пальцев, выкручивать вам суставы или прижигать глазные яблоки я вовсе не собираюсь. Хотя на допросах в подземельях Лубянки я, и правда, имел счастье бывать и в искусстве заплечных дел мастеров кой-чего понимаю. Однако вам не суждено геройски...
И тут он бросился на меня! Оттолкнулся здоровой ногой и накинулся. Неумело, но с полной отдачей. Глупо, но самоотверженно заключил меня в объятия, типа борцовских, завалил на траву и предпринял отчаянную попытку дотянуться тупыми клыками травоядного до моего кадыка.
Я боднул его лбом в переносицу, как нас, элиту ариев, учил папаша Ганс, дока рукопашного боя из лучшей во всем рейхе разведшколе. Я боднул его вскользь и наискось, будто выполняя команду «равняйсь». Старина Ганс наставлял, мол, то, что способна сломать голова, не поддастся ломке другими частями тела. Мои навыки – жалкая тень мастерства старика Ганса, и я, конечно, проиграл бы рукопашную схватку гению ратного искусства по кличке Боец, однако с пятидесятилетним «профессором», раздобревшим на академпайках, я, само собой, должен был справиться, и я, разумеется, справился. То есть расправился.
Сломав ему переносицу деморализующим ударом лба, я легко вывернулся из тесных объятий и провел захват потной шеи. Передавил яремные вены, сосчитал в уме до пяти и оттолкнул от себя уже безвольное, потерявшее сознание тело.
Про пытки в подземельях Лубянки я ему наврал. Скрестил народную страшилку с практикой экспресс-допроса «языка» в полевых условиях исключительно ради того, чтобы увидеть хоть искорку страха в его пылающих ненавистью глазах. Я очень, очень надеялся, что схожий дух ненависти овладеет сынами рейха, которые продолжат сопротивляться оккупантам и после того, как вскоре случится неизбежное.
Применив смекалку, я воспользовался тем, что нашлось под рукой, и наложил жгут на раненую ногу Ученого, связал ему за спиной руки, а рот заткнул кляпом. Разобрался с безвольным телом и сбегал в Главную рубку. Там мне захотелось было заняться телами мертвыми, выкинуть за борт Техника и Командира, да не ко времени. Отложил вынос тел, успеется.
Вернулся я на открытый, чуждый воздух вместе с докторским саквояжем, полным германских лекарств. Вспомнилось, как любовно мы, курсанты разведшколы, звали инструктора фармакологии «дядюшкой Фрицем». Улыбчивый дядюшка доходчиво объяснял и демонстрировал на примерах, как из общедоступных лекарственных средств сработать взрывчатку, делать ядовитые смеси, получать наркотики, создавать стимуляторы. В качестве примеров магистр ордена СС по имени Фриц обычно использовал советские порошки и микстуры. Но лично мне, врачу по образованию, добряк Фриц факультативно, так сказать, рассказывал и про американские, и про британские, и про наши, германские, препараты. Он обучил меня составлять сложнейшие смеси с весьма специфическими свойствами.
Понадобились спиртовка, склянка и энное количество самых разных стандартизированных лекарств. Все это нашлось в саквояже. Четверть часа возни, и нечто, гораздо более действенное, чем пресловутый пентотал натрия, готово к применению.
Трепыхающегося пленника с дыркой на ноге и опухолью переносицы я приструнил оплеухами да тумаками, взял в захват, зафиксировал жертву и ввел нужное количество кубиков ему в вену на шее. Обождал с десяток минут, заглянул в расширенные зрачки, оттянув веко, и вытащил кляп из его кусачего рта.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
