— Краснодонская, сорок.
— Краснодонская, сорок? — в один голос переспросили майоры и переглянулись, а Мазуров сказал:
— Постой, так какой же это к х… Сергеев? Это Быков! Валера Быков, и они действительно с отцом убили троих пенсионеров, зарезали из-за грошовой пенсии.
Тогда ему было лет шестнадцать, поэтому он и получил только червонец. А папашу его точно хлопнули, на нем и до этого труп висел, старый волк был. Три ходки в зону.
— Четыре, — поправил его Колодников. — С вышкой. И звали его действительно Павлом.
— Павел Иванович, — напомнил Мазуров, обладающий уникальной памятью на даты и имена.
— Но почему сын Сергеев? — недоумевал Колодников. — Ты его паспорт видел?
— Ну а как же, — даже обиделся Андрей. — И справку об освобождении, и паспорт потом.
— Как с утра ушел, так его весь день и не было. Сейчас, может, заявился.
— Пойду-ка я пробью его по компьютеру у дежурного, — Колодников выскочил за дверь и вернулся довольно быстро, присутствующие успели выпить только по рюмке.
— Э, мужики! — с порога закричал майор. — Все верно, это тот же самый Валера Быков, и он сейчас действительно Сергеев. В зоне женился и взял фамилию жены. Теперь понятно, почему его никто не опознал. Десять лет назад он был толстый, как молодой кабан.
— И какая ж дура на него такого позарилась? — спросил Мазуров. — Ведь потомственный убийца.
— А это мы сейчас узнаем. Кто со мной на Краснодонскую?
— А нам ничего не будет, если мы его возьмем под этим делом? — И он щелкнул пальцем по кадыку.
— Нет, еще и похмелят завтра, — пошутил Колодников своим хрипловатым голосом.
Глава 5
В стареньком «уазике» разместились с трудом, Мысину и Панченко пришлось сесть на коленки к своим более мощным коллегам. Уникальные российские дороги не давали скучать всем пассажирам.
— Андрюха, ты вроде худой, а задница килограммов пятьдесят весит! И мослы торчат как у старой лошади, — сделал заключение Фортуна.
— А тебе что надо, Клашку Шиффер на колени?
— Не отказался бы… — оживился капитан, но на очередной кочке подпрыгнул так, что прикусил язык и тоскливо застонал.
— Он не отказался, если б ему на коленки и Оленьку Камазуху посадили, — поддел сидевший на первом сиденье Колодников.
Миловидная Оленька, по кличке Камазуха работала в отделе оператором и весила не меньше полутора центнеров.
— Андрей, — обратился Мазуров к Колодникову. — Ты насчет «Москвича» узнавал?
— Да, но пока голяк.
— Чего так?
— Хозяина-то быстро вычислили. Этот мужик, Панов его фамилия, промышляет рыбалкой. Ставит сети в заливных лугах, все лето живет там, на берегу. В город приезжает редко, только продать рыбу. Так что тем же утром он уехал назад.
— А жена что говорит?
— У него жены нет, только мать, глухня глухней. Я пока ее расспрашивал, чуть голос не сорвал, вон, хриплю до сих пор. Тот может ей что и рассказывал, но она толком ничего не расслышала.
— А в больнице что?
— Парня, который Орлову привез, никто не знает. Все срочно занялись нашей мисс, а он в это время смотался. Не опросили только дежурного врача, он прямо из больницы поехал в Железногорск. Невеста там у него. Сегодня должен вернуться. Тогда и поговорим.
Машину остановили метров за двести от дома Быковых-Сергеевых. Мазуров по памяти и с помощью Мысина обрисовал план участка. Он и командовал захватом.
— Вы трое зайдите с задов, — Мазуров ткнул пальцем в Фортуну, Березина и Панченко. — Там за огородами поле, потом овраг, он может уйти туда, ну а мы с двумя Андрюшками пойдем в лоб. Если все нормально, по рации звякнем, значит, подходите. Сергей, ты тоже посматривай, за тобой эта сторона, если что, шумни, хорошо?
— Ясно, Михалыч. Не в первый раз, — засмеялся молодой и улыбчивый шофер, частенько попадавший со своим раздрызганным «уазиком» на задержание.
Шел десятый час вечера, но солнце только начинало приближаться к линии горизонта, словно раздумывая, оставаться ему или все-таки спрятаться. Стояла середина июня, и торжество света и тепла, так радующее простых людей, оперативников только нервировало.
— Черт, светит как прожектор, — пробормотал Колодников.
— А нам бы сейчас лучше не светиться, — согласился Мазуров, настороженно оглядываясь по сторонам. Их молодой коллега Мысин старался выглядеть предельно спокойным, словно шли не брать убийцу, а в гости к старым знакомым. Все трое остановились у высоких, потемневших от времени ворот, из-за которых сразу же раздался свирепый лай, переходящий на хрип. Глянув в щелку забора, Мазуров выругался:
— Блин, на проволоке бегает. Мимо него не пройдешь. Что делать будем?
— Может, пристрелим?
— Жалко собаку, все-таки это не человек, — пошутил Мысин и осекся.
— Слушай, Андрюха, — обратился к участковому Колодников. — Давай стучи. Ты все-таки участковый, тебя Валерка не должен сильно испугаться.
Мысин хмыкнул. Перспектива оказаться один на один с этим лохматым исчадием ада, бегающим по цепи, была не из приятных. Но жертвовать собой ему не пришлось. За забором скрипнула дверь дома, и женский голос прикрикнул на пса, а вскоре загремели засовы калитки. Мазуров и прошлый раз брал отца и сына Быковых, поэтому сразу узнал вдову покойного Паши, но поразился, насколько она за эти годы постарела. Тогда, во время ареста, Мазуров еще удивился, как она не походит на жену закоренелого преступника и убийцы. Десять лет назад Быкова была полной, красивой сорокалетней женщиной, сейчас он увидел перед собой старуху.
Черный вдовий платок еще больше старил ее, оттеняя до колодезной черноты темно-карие глаза.
Несмотря на то что в форме был один Мысин, хозяйка сразу узнала нежданных гостей.
— За Валеркой? — спросила она.
— Да, — коротко признался Мазуров.
— Не надо было его выпускать. Пусть сидел бы.
Она загнала собаку в будку, потом медленно пошла к дому, за ней гуськом потянулись и милиционеры. Колодников сразу определил по дворовым постройкам, что женщина держит скотину, чувствовалось это и по запаху навоза и хрюканью, доносящемуся откуда-то из глубины двора. Между сенями и домом был неширокий проход с открытой калиткой, в которую майор рассмотрел огромный, не менее десяти соток огород, густо засаженный помидорами и бесконечными грядками сочного зеленого лука.
— Нету его дома, но вы же не поверите? — как бы утвердила хозяйка.
— Не поверим, — признался Мазуров.
