Огаревым, и неким Хрущевым из конной гвардии, с Репниным, а мазурку с Соллогубом, у которого в этот день темой разговора со мной была история о неистовствах Пушкина и о внезапной любви Дантеса к своей невесте. Ведь обычно между нами условлено, что нам нечего сказать друг другу по причине наших родственных отношений и дружбы, избавляющей нас от тягостной напряженности. Он всегда делает вид, что презирает общество, в ничтожестве которого никто лучше его не разбирается, но этим он только доказывает, что неравнодушен к этому самому обществу. Он ухаживает за госпожой Пушкиной, очень всем нравится в обществе, где, пожалуй, сам в конце концов почувствовал бы себя хорошо, если бы не принял несвоевременного решения и слишком поспешного обязательства через несколько недель ехать в Харьков с графом Александром Строгановым, назначенным генерал-губернатором Харькова, а также Полтавы и Чернигова.
Во вторник, в день св. Екатерины, мы непрерывно принимали гостей, с двенадцати часов дня и далеко за полночь. Вечером это стало невыносимо, разнородная толпа, праздная, скучающая и наводящая скуку. Я бы решительно настаивала на том, чтобы устроить танцы, потому что тягостно ничего не делать, когда народу слишком много для беседы и недостаточно для толкотни, как на рауте. Но в тот день был бал у Салтыковых, и, следовательно, недостаток кавалеров. Среди гостей у нас были графиня Натали Строганова, вся разодетая, красивая и совершенно растерянная. Что касается меня, то я налила 138 чашек чаю, мне чуть-чуть не стало дурно, а маменька в награду за мое усердие на благо общественное вымыла мне голову за то, что по ее словам, я слишком мало занималась дамами и слишком много Дантесом, Герсдорфом и Мальцевым. Но это ведь была только догадка, основанная на теории вероятностей (потому что маменька сидела в другой комнате). В среду мы были неожиданно обрадованы приездом Александра Тургенева, оживившего наш вечерний чай своим прелестным умом, остротами и неисчерпаемым запасом пикантных анекдотов обо всех выдающихся представителях рода человеческого. Он очень сожалеет, что сейчас он не в Париже и не может тебя представить, между прочим, госпоже Рекамье. Ты должен очень постараться проникнуть к ней, быть может, через госпожу Свечину, ведь это – место встречи французской литературы всех родов.
Вчера, в четверг, состоялось открытие Большого театра (он очень красив); давали «Ивана Сусанина» Глинки в присутствии двора, дипломатического корпуса и всех государственных сановников. Я была там с доброй госпожой Шевич в ложе второго яруса, (мы, естественно, сами не смогли добыть). Многие арии оперы прелестны, но всё в целом показалось мне написанным в жалобном тоне, несколько однообразным и недостаточно блестящим; всё построено на русских темах и в миноре. В последней сцене декорация Кремля великолепна, толпа народа, переходящая в лица, написанные на полотне, казалась продолженной в бесконечность. Восторг, как обычно у нас, был холодноват, аплодисменты замирали и возобновлялись как бы с усилием. ‹…›
С.Н. КАРАМЗИНА
29 декабря 1836 г. (10 января 1837 г.). Петербург
Теперь, Андрюша, когда ты успокоился относительно здоровья маменьки, я прежде всего должна побранить тебя за более, чем скудное содержание твоего последнего баденского письма: согласись, что это очень обидно! А затем я продолжаю сплетни и начинаю с темы Дантеса; она была бы неисчерпаемой, если бы я принялась пересказывать тебе всё, что говорят; но поскольку к этому надо прибавить: никто ничего не знает, – я ограничусь сообщением, что свадьба совершенно серьезно состоится 10/22 января; что мои братья, и особенно Вольдемар (очень чувствительный к роскоши), были ослеплены изяществом их квартиры, богатством серебра и той совершенно особой заботливостью, с которой убраны комнаты, предназначенные для Катрин; Дантес говорит о ней и обращается к ней с чувством несомненного удовлетворения, и более того, ее любит и балует папаша Геккерн. С другой стороны, Пушкин продолжает вести себя самым глупым и нелепым образом; он становится похож на тигра и скрежещет зубами всякий раз, когда заговаривает на эту тему, что он делает весьма охотно, всегда радуясь каждому новому слушателю. Надо было видеть, с какой готовностью он рассказывал моей сестре Катрин обо всех темных и наполовину воображаемых подробностях этой таинственной истории, совершенно так, как бы он рассказывал ей драму или новеллу, не имеющую к нему никакого отношения. До сих пор он упорно заявляет, что никогда не позволит жене присутствовать на свадьбе, ни принимать у себя замужнюю сестру. Вчера я убеждала Натали, чтобы она заставила его отказаться от этого нелепого решения, которое вновь приведет в движение все языки города; она же, со своей стороны, ведет себя не очень прямодушно: в присутствии мужа делает вид, что не кланяется с Дантесом и даже не смотрит на него, а когда мужа нет, опять принимается за прежнее кокетство потупленными глазами, нервным замешательством в разговоре, а тот снова, стоя против нее, устремляет к ней долгие взгляды и, кажется, совсем забывает о своей невесте, которая меняется в лице и мучается ревностью. Словом, это какая-то непрестанная комедия, смысл которой никому хорошенько не понятен: вот почему Жуковский так смеялся твоему старанию разгадать его, попивая свой кофе в Бадене.
А пока что бедный Дантес перенес тяжелую болезнь, воспаление в боку, которое его ужасно изменило. Третьего дня он вновь появился у Мещерских, сильно похудевший, бледный и интересный, и был со всеми нами так нежен, как это бывает, когда человек очень взволнован или, быть может, очень несчастен. На другой день он пришел снова, на этот раз со своей нареченной и, что еще хуже, с Пушкиным; снова начались кривляния ярости и поэтического гнева; мрачный, как ночь, нахмуренный, как Юпитер во гневе, Пушкин прерывал свое угрюмое и стеснительное молчание лишь редкими, короткими, ироническими, отрывистыми словами и время от времени демоническим смехом. Ах, смею тебя уверить, это было ужасно смешно. Я исполнила твое поручение к жениху и невесте; оба тебя нежно благодарят, а Катрин просит напомнить тебе ваши прошлогодние разговоры на эту тему и сказать, что она напишет тебе, как только будет обвенчана.
Но достаточно, надеюсь, об этом предмете. Для разнообразия скажу тебе, что на днях вышел четвертый том «Современника» и в нем напечатан роман Пушкина «Капитанская дочка», говорят, восхитительный. В прошлую субботу, как я тебе уже писала, мы были на придворном балу; Александр в полной парадной форме был, поистине, необыкновенно хорош; он утверждает, что отлично провел время, так как комната была более просторной и светлой, чем обычно, и там можно было увидеть новые лица. Я танцевала мазурку с
