автономного электропитания, которая позволила все эти годы запускать роботы-пылесосы, проветривать и подсушивать помещения — море, влажность. Сегодняшнюю ночь там и ночевал, на буржуйских шелковых простынях.
Усиленный симбионтом слух выхватил из фоновых шумов позади полный надежды голос Валентины:
— А ты правда больше не уедешь?
Ответил ей голос мужской, глубокий и низкий, в котором чувствовалась тень застарелой вины:
— Правда. Всё, свое поездил — вон, дочь предательницей выросла.
— Я не хотела! — испуганно пискнула Валя.
— Но предала! — не принял отмазку отец. — Какой позор! И не в предательстве даже дело, а в глупости — предателей все ненавидят и презирают, потому что тот, кто придал один раз легко предаст снова. Повезло, что земляки у нас добрые и отходчивые.
Валентина шмыгнула носом.
— Не боись, — сопроводив слова хлопком — надо полагать по плечу — решил подбодрить ее отец. — В новом мире старые обиды быстро забудутся. Главное — не филонить и в душу людям не плевать. Сам виноват — повелся на эти байки про Скандинавию, как дурак. Вход — рубль, выход — два.
— Ты не дурак! — заявила Валентина. — Дуракам «майоров» не дают!
Хмыкнув — ага, прямо-таки не дают! — ее отец ответил:
— Полгода до полковника оставалось — тогда к себе тебе и перевез бы: к званию три билета до Скандинавии прилагаются. Я же тебе письмо присылал!
— Я боялась, что ты врешь, — тихо, с застарелой обидой в голосе ответила Валентина. — И вообще у тебя там уже другая семья и другая дочка. Нормальная, а не оборотень!
— Ну-ка цыц! — шикнул он на нее. — Ишь ты, «ненормальная» нашлась! Ничего, это тоже исправим. Вон он сидит — пошли.
Да на кой мне опять вот эту классику с ключевыми словами «извини» и «спасибо» выслушивать? Переиначивая моего приемного отца: «придется это терпеть». Не бить же они меня идут, в самом деле.
Обернулся я только тогда, когда шаги семьи Штырковых подобрались достаточно близко, чтобы их смог услышать обычный человек. Слева — одетая в старенькие зеленые шорты и желтую футболку, старательно отводящая глаза, заранее начавшая глазеть, Валентина. Справа — почти двухметрового роста мужик лет сорока, с коротким ёжиком черных волос на голове, одетый в тельняшку и камуфлированные штаны с берцами. На шее висят армейские жетоны.
— Ты — Андрей? — уточнил он.
— Я.
— Тимур, — протянул он мне руку.
Сполоснув свою в удачно набежавшей волне, я поднялся на ноги, смахнул капли и пожал:
— Очень приятно.
— Привет, — тихо буркнула Валя.
— Привет, — поздоровался я в ответ. — Рад, что ваша семья воссоединилась.
— Спасибо, — поблагодарил Тимур. — За то, что Вальке мстить не стал. И за то, что землякам помог.
— Это же и мои земляки, — развел я руками. — А Валентине мстить не за что. А вы в армии служите? — изобразил дурачка.
— В ополчении Земли-2, — ухмыльнулся он и пояснил на мой удивленный взгляд. — Армию не тянем пока.
— И правителя нет, — добавил я.
— И правителя пока нет, — согласился он и придавил дочь взглядом.
Подвигав бровками, она залилась краской окончательно и выдавила:
— Прости.
— Я и не обижался, — смиренно ответил я. — Мир, — протянул девушке руку.
— Мир! — вроде как даже немного просветлела она, пожав и вытерев ладонь о шорты.
Не из вредности — просто мокрая.
— Где манеры? — отвесил дочери педагогический шлепок по заднице Тимур.
— Просто рука мокрая! — обиженно огрызнулась она.
— И что? — нахмурился он. — Это как в лицо плюнуть!
— Извините, это — ваше семейное дело, но мокрую руку я бы тоже вытер, — влез я.
Тоже мне заботливый родитель — бросил, сбежал, а теперь, видите ли, воспитывать взялся.
— Чему молодежь только учат? — осудил он меня.
— Конкретно меня отец с первого до последнего дня учил быть хорошим человеком, здраво смотреть на мир, ухаживать за хозяйством и быть мужиком, а не сбегал хрен пойми куда на много лет, — приложил я его в ответ.
Неприязненно скривившись — малолетка поучает, совсем охренел! — Тимур взял дочь за руку и принял решение не вступать в конфликт с очень ценным и важным мальчиком:
— Идем. Работать надо.
На прощание Валентина бросила на меня благодарный взгляд. Отец, конечно, отец, но не существует ребенка, который бы на такие закидоны не обижался. Рада, что я сказал вместо нее то, что она никогда и ни за что не скажет.
Тут из-за спины раздался условный свист, и я пошел переодеваться на скорую руку сооруженный шалаш-раздевалку: отдохнул и хватит, у Владимира Вольфовича на следующие сутки очень большие планы, в которых мне обязательно участвовать.
Глава 4
Пока я добирался с пляжа до «Дока номер один», успел обрасти охраной — присоединились, как только я вышел из раздевалки — и полюбоваться биением жизни в колонии.
— Толька, мать твою, ты как кувалду сломать умудрился?
*Дружный, жизнерадостный гогот*
— А здесь у нас будет вторая детская! — за руку таскала Лёхина мама усыпанного пылью, голого по пояс оборотня Юру по очищенному от руин таунхауса участку.
— Да, дорогая, — глядя на нее влюбленными глазами, отвечал он.
Быстро они. Совет да любовь! На утрамбованной колесами техники небольшой площади, на табуретке стоял Кузьма Ильич и вдохновлял три десятка оборотней на трудовой подвиг:
— Товарищи! Разведка доложила, что вон там, на юго-юго-востоке, — указал за дома рукой для наглядности. — Найдены виноградники!
— Ура! — отозвались оборотни.
— Культура деградировала и измельчала, но вкус и соки сохранила! Предлагаю собрать урожай и употребить его в целях винокурения!
— Предлагаю название «Внеземное»!
— Принимается! — одобрил Кузьма Ильич. — Но это — задача не первостепенная.
Народ расстроился.
— Первостепенная задача — собрать цитрусовые на северо-северо-Западе, — указал и сюда. — Сформировав первый в истории Земли-2 торговый караван, мы докажем свою жизнеспособность, полезность…
— И право на суверенитет! — подсказал оборотень «из зала».
Деревенские грохнули, Кузьма Ильич погрозил сепаратисту кулаком:
— Я те дам «суверенитет»!
— Скучает Ильич, — прокомментировал Тимофей. — Он в деревне раньше главный был, без пяти минут хозяин. Хороший хозяин — и агрохолдинг организовал, и свет благодаря ему провели:
